Ник скорчил неопределённую гримасу: мол, план как план, почему бы и нет, в конце концов.
— Ага, — злорадно заскрипел Вогул, — мы гранаты побросаем в волков. Синица со страху спрячется. Так спрячется, что целый год потом будете искать, и русский хрен — найдёте. Нормально. Очень хорошая придумка! — потом успокаивающе добавил, видя, что Банкин нешуточно расстроился: — Ладно, мысль неплохая. В следующий раз так и сделаем. Попрошу у начальника-Ивана пару ящиков гранат. С двух сторон к озеру подойдём. Наведём здесь справедливый порядок…
До самого вечера шли вдоль нескончаемого обрывистого края каньона. Уже на закате вышли на северную оконечность озера.
Вон она — искомая избушка, чуть виднеется далеко внизу, на маленькой круглой поляне — посреди берёзовой рощицы, метрах в ста от неверных вод Сейдозера.
Впрочем, назвать такое солидное сооружение «избушкой» — язык не поворачивался.
Стены жилища господина Синицы были сложены из кубических каменных блоков нежного светло-коричневого цвета. Видимые грани блоков имели идеально гладкую поверхность и легко отражали последние лучи заходящего солнца. Покатая крыша была сработана из массивных сосновых плах, прямо посередине крыши наружу высовывалась широкая иссиня-черная труба, имелись в наличии и несколько маленьких застеклённых окон. Площадь дома тоже впечатляла: квадрат с длиной стороны в десять-двенадцать метров.
— Из чего же сложены эти хоромины? — в очередной раз искренне изумился Банкин. — Ничего подобного в своей жизни никогда не видел!
— Из этих красивых камней наше древнее капище было построено, — грустно ответил Вогул, старательно раскуривая свою трубку и внимательно наблюдая за первыми, едва видимыми звёздами, уже появившимися на восточном краю небосклона. — Потом пришёл ваш Барченко. Капище разрушил. Все вещи бога забрал. Потом Синица из камней капища дом себе построил. Никого не спрашивая. И всё это — во имя какой-то науки. Так Барченко говорил. Тьфу на них на всех! Будь они прокляты — всеми богами сразу…
Солнце оторвалось на три своих диаметра от линии горизонта, лёгкий ветерок шелестел сухими ветками черничника, было достаточно тепло для этого времени года и суток: где-то плюс пять — плюс шесть.
Не торопясь, готовились к спуску вниз, к таинственной избе.
Из рюкзаков достали необходимое альпинистское снаряжение: толстые бухты прочных шнуров, ледорубы, специальные ботинки с шипами, крючья, вертлюга, специальные крепёжные приспособления, новейшую австрийскую гидравлическую лебёдку…
Технологию спуска Ник разработал сам, чем и гордился.
Впрочем, окончательной уверенности в её эффективности у него не было. Опытный альпинист Епифанцев, лично покоривший множество знаменитых вершин, только головой недоверчиво крутил, рассматривая чертежи и слушая объяснения.
Ника это нисколько не смущало: логика в его решении прослеживалась, простота была налицо, а общеизвестно, что простота — непреложный залог успеха, следовательно — всё должно получиться.
Тем более что он сюда прибыл из прогрессивных времён, как никак!
Технология заключалась в следующем: на краю пропасти крепился стальной ролик, изготовленный на основе подшипника скольжения, в двух метрах от него устанавливалась гидравлическая лебёдка, с помощью которой и должен был осуществляться спуск и подъём смелого скалолаза.
Помня о советах незабвенного капитана Курчавого, оказавшегося впоследствии коварным американским шпионом, Ник самолично изготовил (используя токарный, фрезерный и сверлильный станки) специальный ролик и различные крепёжные клинья и дюбеля. На всякий случай загодя разобрал и собрал импортную лебёдку, лично залил в гидравлическую систему свежего машинного масла…
Часа четыре провозились с закреплением на скалах лебёдки и хитрого направляющего ролика.
Чёрные базальтовые скалы оказались на удивление твёрдыми, трещин, подходящих для забивки дюбелей, было до обидного мало.
Есть трещины для закрепления ролика, так отсутствуют таковые для надёжного фиксирования на каменной поверхности лебёдки, и наоборот.
С трудом, метрах в трехстах в стороне от первоначально намеченного места, обнаружили подходящую площадку. Избив в кровь все пальцы, намертво закрепили оборудование, перекусили, попили чайку, перекурили.
Пришла пора опускаться, оставалось только скрепить между собой бухты канатов.
До берега озера было метров двести тридцать — двести сорок, а в каждую бухту было свёрнуто ровно по пятьдесят метров толстого шнура, поэтому Ник дополнительно разработал и специальные приспособления для сращивания этих кусков в единое целое. Сам всё начертил, рассчитал запас прочности, выточил втулки, просверлил в них отверстия, изготовил надёжные прижимные винты.
— Эх, командир, — недоверчиво вздыхал Банкин, сноровисто заворачивая последнюю крепёжную деталь. — Ты на сто процентов уверен, что это всё надёжно сработает? Может, плюнем и полезем вниз, как Епифанцев учил? В связке, со страховочным тросом и прочими нудными делами?
— Не переживай, Геша, — успокаивал друга Ник. — Всё нормально будет. Проскочим с первого тычка, на раз-два-три!
Вогул стоял в сторонке и ворчал, дуя на мозоли, вскочившие на ладонях его рук, впервые познакомившихся с настоящей отвёрткой:
— Лучше всю жизнь с дикими оленями знаться! Вечно эти глупые русские придумают невесть что. Одни убытки от них. Никакого прока. Что за народ такой никчемный?
Мэри сидела возле мирно пасущихся оленей и негромко рассказывала им на английском языке сказки — о преданной и нежной любви. Её немного знобило, ныла рана в плече, видимо, опять приближалась непогода…
Ник защёлкнул карабин, привязанный особым узлом к концу толстого шнура, на кольце специальной упряжи, крепко затянутой на его торсе, закрепил шнур в пазу направляющего ролика, перекинул ноги в пропасть. Почувствовав должное натяжение, скомандовал:
— Давай!
Банкин плавно потянул за рычаг лебёдки. Ник медленно опустился вниз примерно метров на пять и остановился. Теперь Гешке следовало переключить специальный рычажок в положение «закрепить» и вернуть рычаг в исходное положение, после чего зафиксировать рычажок в положение «работа» и снова опустить Ника вниз на последующие пять метров. Такая вот технологическая особенность: после каждого пятиметрового спуска вниз (или пятиметрового подъёма наверх), следовал тридцатисекундный перерыв.
Пока Банкин возился с механизмом, бодрый ветерок начал настойчиво поворачивать тело Ника из стороны в сторону: сильно закружилась голова, непонятный колючий комок поднялся из желудка и плотно закупорил горло, в пояснице неприветливо закололо…
— Как ощущения? — поинтересовался Гешка, выглядывая из-за края обрыва.
Ощущения были припаскуднейшие, но и отступать было некуда, поэтому Ник браво поднял вверх большой палец правой руки и тихонько попросил — дрожащим голосом:
