сюда вызвала?
– Я готова начать переговоры о разводе, – сообщила она. – Поделим пополам все акции, сумму, вырученную от продажи обеих квартир, и дом.
Два года и три месяца он дожидался этих благословенных слов, и наконец они звучат именно сейчас.
– Дом мне не нужен.
– Нет-нет. Все пополам.
Поверить в такую щедрость было невозможно. Что-то тут было не так. Или она наконец стала нормальным человеком? Слишком много лет они прожили вместе для того, чтобы он внезапно в это поверил.
– Зачем же ты тогда мне показала эту фотографию?
– Да так, на всякий случай… Чтобы ты знал, что, если играешь нечисто, мне про тебя известно все…
Все? А знаешь ли ты, о чем я говорил с сухопарым любителем миндаля? Что за тобой следят день и ночь, готовясь тебя…
– …но только при одном условии.
Он закрыл папку и вернул ей, не снизойдя до того, чтобы порвать фотографию. Сейчас он ждал, какое условие она поставит. Скорее всего, нечто совершенно неприемлемое, и все останется по-прежнему, только виноватым в этом окажется он.
– Я хочу пролететь над Андоррой.
– И все?
– Ну да.
Молчание. Они все еще избегали встречаться глазами. В чем же тут подвох?
– И больше ничего? – повторил Карлес.
– Ну что ж: не хочешь, не надо.
– Нет, погоди.
Он представил себе в общих чертах то, что она только что предложила. Но где же подвох?
Теперь она поглядела ему в глаза и, пытаясь подавить улыбку, проговорила: совсем я тебя сбила с толку, да? Но если ты не согласен на это простое условие, обед окончен и все будет по-прежнему.
– Хорошо. Я сделаю заявку.
– Никаких заявок. Импровизация. В частном порядке. Уяснил?
– Ты же знаешь, что я не имею таких полномочий.
– Надо же… А сучку всего пару дней назад катал и никаких заявок не делал.
Если она так пристально за ним следила, то ей могло быть известно все. Включая разговоры с сухопарым.
– Один полет, и дело с концом?
– С нами полетит еще один человек. А ты будешь делать вид, что не имеешь ко мне никакого отношения. Что ты просто нанятый мной пилот.
Тут он все понял. И попытался представить себе, что это может быть за субъект, но ничего не вышло.
– Да или нет? – уточнила Фран, убирая конверт с фотографией в сумку, как будто собралась уходить.
Карлес не мог в это поверить: каким бы невозможным это ни казалось, Фран в кого-то влюбилась. Счастье-то какое, господи боже.
– Я постараюсь все уладить.
– Ну уж нет. Уладишь, и все. Или я ни на что не согласна.
В тот день, когда он признался Фран, что он хочет влюбиться, что хватит, он выходит из игры, не в силах больше выносить таких прохладных и натянутых отношений, когда уже и непонятно, зачем мы вместе живем, она обдала его ледяным взглядом и сказала, даже и не думай: мы будем вместе до самой смерти. И к тому же ты и так вытворяешь все, что тебе заблагорассудится, целыми днями рискуешь жизнью, воображаешь себя киногероем, ходишь в обнимку с ублюдками-фотографами и с альпинистами с переломанными костями, деньги гребешь лопатой, живи не хочу. Чего тебе еще не хватает?
Тогда и начались проблемы. Тогда он на полном серьезе стал видеть во Фран врага, поскольку она начала вести себя как враг, который и сам не живет, и другим не дает, а ему настолько запала в голову навязчивая идея, что ребята на работе начали над ним потешаться, дали ему кличку Печальный Чарли и стали говорить, ты так ненароком размечтаешься, да и разобьешься, вот тут-то Тино и заявил, не знаю что с тобой творится и что произошло, но есть у меня такие знакомые, которые решают все проблемы на свете, и дал ему номер телефона, по которому через подставное лицо можно было с ними связаться, а он, дубина стоеросовая, черт бы его подрал, возьми да и позвони, и вот теперь, сколько ни набирай он этот номер, трубку никто никогда не берет, хоть тресни, и он уже понял, что телефон отключили из соображений безопасности, и где мне теперь искать этого субъекта, который жрет миндаль, и как сказать ему, не надо, все уже разрешилось само по себе, трудности, связанные с пациентом, устранены, я не хочу рисковать зря, понимаете?
Пользуясь тем, что им нужно было вдвоем лететь на вертодром в Тирвии[18] за мужчиной, с которым случился инфаркт, чтобы переправить его в больницу в Эскальдесе[19], сразу же после взлета он перекрыл связь с Центром и снял защитный шлем, и Тино испуганно спросил, ты что творишь, а он показал ему знаками, чтобы тот тоже снял наушники, а после прокричал, «дай мне еще раз номер того типа, который решает проблемы». Тот ответил, да, конечно, и они направились в Тирвию, а у Карлеса от сердца отлегло. По возвращении, когда миссия была окончена, они пошли в бар Гонсальвеса[20], и Тино, козел этакий, дал ему все тот же самый треклятый номер телефона, а Карлес ему, ну что ты, Тино, это не то: я восемьдесят раз туда звонил, а трубку никто не берет.
– Да что с тобой стряслось? Какой-то ты…
– Да нет. Просто… Короче, мне нужно с ними переговорить.
– Слушай, нет у меня никакого другого номера.
Черт бы подрал и Тино, и этого типа с его миндалем. Ну и что мне теперь делать, а? Э? Что теперь делать? Орать во всю глотку, послушайте, не убивайте Фран, это уже ни к чему, и у меня на совести, от которой никак не отвертишься, не будет трупа? Он весь покрылся холодным потом, ведь к тому же стопроцентных гарантий нет даже у Господа Бога. Ну, может, у него и есть, а вот субъект, который жрет миндаль, вполне способен сесть в лужу и все испортить; даже если раньше такого не случалось.
3
Прогулка вышла самая что ни на есть дурацкая, уму непостижимо. Фран, при полном параде, сидела впереди, рядом с ним, как в старые добрые времена, а этот болван, который к ней привязался (сурового вида субъект с идиотским хвостиком на затылке, прибывший на серебристом «мерседесе» и манерно и невнятно изъяснявшийся по-французски на диалекте богатых кварталов Парижа), помалкивал и, можно было надеяться, пытался не показать виду, что его выворачивает наизнанку. Когда они пролетали над церковью Святого Микеля в Энголастерсе[21], Фран поглядывала через плечо и в восторге вскрикивала, смотри, миленький, какие коровки,
