заблуждались, юный брат,
в своем наивном аскетизме,
и вскоре наш неверный взгляд
был опровергнут ходом жизни.
Вот об этом ходе жизни, преодолевшем «наивный аскетизм», в котором было так много возвышенно-прекрасного, в котором было свое обаяние и который вместе с тем (с высоты исторического опыта это особенно видно), и обеднял жизнь, рассказывает Ярослав Смеляков. И поэма его помогает постигнуть «жизнь, что, право, куда сложней, чем до этого нам казалось».
И для того, чтобы ощутили десятиклассники эти исторически обусловленные изменения, я решил показать им их на примере всего лишь одного образа — образа дома.
Изучая поэзию Маяковского, мы уже говорили, что стихи его открыты «векам, истории и мирозданью». Вот почему так широк круг его собеседников. Поэт разговаривает с гражданином фининспектором и товарищем Нетте, Александром Сергеевичем Пушкиным и Сергеем Есениным, пролетарскими поэтами и любимой Молчанова, брошенной им, Эйфелевой башней и солнцем, товарищем Лениным и товарищами потомками. И все равно он — поэт — «должник вселенной». Вот масштаб поэтического мышления Маяковского.
И антиподом такого мировосприятия становятся дом, квартира. И поэт стремится вырвать людей из «квартирного мирка», чтобы «жить не в жертву дома дырам».
Лирический герой поэзии Маяковского уходит из дому, из квартирного мирка. О себе же поэт скажет в последнем своем произведении: «Краснодеревщики не слали мебель на дом».
Эту же антитезу земли, мира, Вселенной — дому, избе, хате, квартире мы увидим и у современников Маяковского. Герой светловской «Гренады» «хату покинул, ушел воевать, чтоб землю крестьянам в Гренаде отдать». И здесь своя хата, с одной стороны, и революция, война, Гренада — с другой, выступают как антиподы. И нам понятно, почему в другом стихотворении Светлов скажет:
Веселую песню поют кашевары,
Тачанка в степи мельтешит.
Я рад, что в огне мирового пожара
Мой маленький домик сгорит...
Вспомним «Смерть пионерки» Багрицкого. Два мира в этом стихотворении. На одном полюсе — изба, крестильный крестик, хозяйство, куры, свиньи, добро (шелковые платья, мех да серебро). На другом — молодость, сабельный поход, боевые лошади, сталь, свинец, юность новая — мир, открытый настежь бешенству ветров.
Дело здесь не только в своеобразии стихов Маяковского, Светлова, Багрицкого. За поэтическими строками стояло мироощущение времени, боевой молодости революции. «Другие юноши поют другие песни... Уж не село, а вся земля им мать» — это увидел и Есенин.
Мир дома, квартирный мирок и мир, открытый настежь бешенству ветров.
Но у того же Маяковского есть и другие строки. Есть написанный в 1928 году «Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру». Есть написанный в 1929 году «Рассказ Хренова о Кузнецкстрое и о людях Кузнецка», в котором будущее — это и город-сад, и стоугольный «Гигант», и стены строек, и солнце мартен, и вместе с тем: «Здесь дом дадут хороший нам и ситный без пайка».
Шло время, и дом переставал быть символом обывательского, мещанского мира, антимиром настоящей, подлинной жизни.
А в дни войны дом стал в один ряд с такими понятиями, как Отчизна, Родина, страна.
«Если дорог тебе твой дом» — так начиналось знаменитое стихотворение Константина Симонова. «Я часто вспоминаю тебя, папа, — пишет с фронта лейтенант Николай Потапов, герой рассказа Константина Паустовского «Снег», — и наш дом, и наш городок... Я знал, что защищаю не только всю страну, но и вот этот ее маленький и самый милый для меня уголок...
И несла сокровенные чувства песня:
Не спит солдат, припомнив дом
И сад зеленый над прудом,
Где соловьи всю ночь поют,
А в доме том солдата ждут.
И гибель дома теперь оборачивается трагедией. Вспомним «Враги сожгли родную хату...» Исаковского или горестные раздумья шолоховского Андрея Соколова, увидевшего на месте своей хатенки глубокую яму: «Была семья, свой дом, все это лепилось годами, и все рухнуло в единый миг, остался я один».
Да и сам дом этот не антитеза миру, открытому настежь бешенству ветров, а часть этого мира, одна из основ и опор его. Об этом «Дом у дороги» Александра Твардовского.
Более 30 лет прошло с тех пор, как окончилась война. За эти годы советский человек много сделал для того, чтобы отстроить свой дом, для того, чтобы в доме этом был больше достаток, для того, чтобы лучше, счастливее жили люди.
О «непрерывном улучшении условий жизни граждан», о том, что «наиболее полное удовлетворение растущих материальных и духовных потребностей людей» является высшей целью общественного производства при социализме, говорится в Конституции СССР. Здесь, как видим, сказано о растущих потребностях. И вместе с тем о потребностях материальных и духовных.
В. И. Ленин определял социализм как планомерную организацию общественного производства «...для обеспечения полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества». Полное благосостояние не самоцель нашего общества. Оно — необходимое условие свободного и всестороннего развития человека. И оно благо, когда помогает человеку жить лучше и быть лучше. Но оно может обратиться во зло, когда обедняет человека. Об этом еще раз напомнил XXV съезд партии: «Мы добились немалого в улучшении материального благосостояния советского народа. Мы будем и дальше последовательно решать эту задачу. Необходимо, однако, чтобы рост материальных возможностей постоянно сопровождался повышением идейно-нравственного и культурного уровня людей. Иначе мы можем получить рецидивы мещанской, мелкобуржуазной психологии. Это нельзя упускать из виду»[10].
2
Последние годы в старших классах я провожу уроки, посвященные повестям Федора Абрамова «Пелагея» и «Алька». Прежде всего и в основном мы говорим об «Альке»: она ближе ученикам и по возрасту, и по времени действия. В отчаянно горькую минуту своей жизни Алька «первый раз в своей жизни задала себе вопрос: да кто же, кто она такая? Она, Алька Амосова!»
Кто же она — Алька Амосова? — этот вопрос и поставил я перед девятиклассниками, которые, готовясь к обсуждению повестей, писали домашнее сочинение о них.
Несколько человек восприняли Альку как отрицательный персонаж: у нее «ледяное сердце», «низменные интересы», «для нее не существует ничего прекрасного, возвышенного», она — «распущенный, очень грубый человек».
Большинство же понимает: «нельзя сказать однолинейно, какая она». «Есть в Альке желание похвастаться и покрасоваться». «С ранних лет поняла она, что лучше всего жить именно так — беспечно, «что хочу, то и творю». Приучилась она легче относиться к бедам и радостям своим, а уж к чужим-то... «И все-таки чем-то
