постарался усмехнуться Маэстро.
— Ты хочешь спросить. Спрашивай.
Маэстро потоптался у порога. Захотелось молча выйти из принципа и банального упрямства, однако Бруно сдержал этот порыв. Он всегда считал, что если что-то само идет в руки, не стоит воротить нос, а пользоваться моментом.
— Зачем ты убил того кабирца? — притворив дверь, тихо спросил Маэстро и слишком поздно осознал, что спросил совсем не то, что намеревался.
Собственная наглость и смелость несколько встревожили. Бруно твердо решил не лезть не в свое дело от греха подальше. А даже если бы и собирался, раньше он никогда бы не спросил вот так сразу и в лоб. Наверно, знакомство с новым приятелем, не разменивающимся на церемонии, все-таки оказало свое пагубное влияние. И пугающе быстро.
Однако у сигийца, похоже, сегодня была по плану ночь признаний.
— Чтобы не передал информацию, — ответил он, не моргнув глазом.
Бруно нетерпеливо облизнул губы.
— Чего?
— Чтобы не рассказал, что Хуго Финстера, Дитера Ашграу и Вернера Зюдвинда больше нет.
— А кто это такие? Приятели Ашимаха?
— Не приятели. Ученики Машиаха.
— Смотрю, учиться у этого мужика очень вредно для здоровья, — нервно усмехнулся Бруно. — Слушай, — он перемялся с ноги на ногу, — а на этом свете есть хоть кто-нибудь, кого ты еще не убил или не хочешь убить, а? Ну, кроме Кассана.
Сигиец уставился на Маэстро, затем отвернулся, едва нахмурив брови.
— Ассам шайех-Ассам, — сказал он наконец, — Ассам-младший, Юсуф, Назир, Казим…
— Ладно, я понял, — торопливо перебил Бруно. — Понял, что саабинном быть рядом с тобой безопаснее — их ты убиваешь реже… Не надо! — он вскинул руку, испугавшись, что сигиец решит опровергнуть это высказывание и предоставит полный список кабирцев или гутунийцев, которых он предупреждал, а те не послушали.
— Это снова была шутка? — спросил сигиец.
— Это была ирония, — вздохнул Бруно со всей безысходностью.
— Ты не саабинн, убивать тебя не собираюсь.
— Прям камень с души упал! — всплеснул свободной левой рукой Маэстро. — Это не мое дело, конечно, — он переложил подсвечник из руки в руку, потряс освободившейся кистью, — но неужели ты настолько ненавидишь этого Машихама, что готов перебить кучу народу, лишь бы отомстить?
— Нет ненависти.
— Тогда почему?..
— Потому, что он не должен быть.
Бруно кисло поджал губы и цокнул языком с досады.
— По-твоему, это все объясняет, да? — пробормотал он, уже ни на что не надеясь.
— Семь лет назад Машиах, Дитер Ашграу, Вернер Зюдвинд, Артур ван Геер, Рудольф Хесс и Карл Адлер убили… меня, — сказал сигиец, глядя перед собой. — Всех меня, кроме этого. Этот преследовал Карла Адлера, но получил много повреждений… ранений, поэтому не смог убить Карла Адлера. Карл Адлер ушел, решил, что убил этого. Но этот восстановился.
Бруно настороженно замер и слегка сгорбился, оборачивая к сигийцу левое ухо. Он часто заявлял, что левым слышит лучше.
— Значит, — Бруно поморгал, — тебя было много?
— Семь.
— А! — воскликнул Маэстро, стуча пальцами по лбу. — Понял! Это на твоем языке означает «семья», да?
Сигиец посмотрел на него, выветривая из головы Бруно все надежды на проницательность, догадливость и здравый смысл.
— Это означает, что меня было семь, — сказал сигиец.
Бруно надул щеки и натужно выдохнул, делая круглые растерянные глаза человека, который осознает, что собеседник потерял связь с реальностью, а любые вменяемые доводы не только бесполезны, но и имеют прямо противоположный эффект.
— Ладно, — Бруно помотал головой, принимая услышанное, как должное. — И зачем он убил тебя… всех тебя, кроме этого?
— Чтобы стать мной.
Бруно раскрыл рот. Бруно закрыл рот. Ощутил острую потребность сесть. Не спрашивая разрешения, он прошел по комнате, поставил свечу на стол, выдвинул стул, приподняв его над полом, сел напротив сигийца, уставился на того и долго не моргал. Сигиец неподвижно сидел на кровати, сложив руки на коленях, и бесцельно смотрел на ковер на противоположенной стене.
— Ты — это Машиах? — наконец моргнул Маэстро, от потрясения даже впервые выговорив это имя правильно.
— Нет. Он — это я.
— А какая разница? — Бруно почесался за ухом. Привычное движение почему-то не помогло снизить умственное напряжение и не принесло успокоения.
— Я не стал им. Он стал частью меня.
Маэстро схватился за голову и принялся яростно чесаться, больно царапая ногтями кожу.
— У меня из-за тебя сейчас мозги расплавятся и через уши потекут! — простонал он.
Сигиец повернул к нему голову, равнодушно взглянул.
— Ты спросил, — безразлично констатировал он.
— И уже жалею! — хныкнул Бруно. — Я тебя вообще не понимаю! Ты что, хочешь убить сам себя, получается?
— Нет, Машиаха.
— Но ведь он — это я… В смысле ты… В смысле… ну, ты понял.
Сигиец прикрыл глаза и склонил голову набок. Наверно, это был признак еще более глубокой задумчивости, чем обычно.
— Не смогу объяснить так, чтобы ты понял, — ответил он.
— А ты постарайся. Я ж не совсем дурак.
— В вашем языке нет таких слов. Я — биртви, с которым через ксели были соединены цариэлеби. Их было семь, остался лишь этот, когда пришел Машиах, — сигиец говорил медленно, хоть и по-прежнему равнодушно, но словно действительно хотел что-то объяснить. — Машиах пытался захватить биртви, но не смог, поэтому биртви уничтожен. Я лишь то, что осталось от биртви в этом цариэлеби, когда ксели оборвалась. Троих он… убил. Троих захватил… живыми. Один… перестал существовать позже. Этот не знает, что с ним произошло — перестал чувствовать его существование. Двое… слились с чем-то третьим. Результат слияния зовет себя «Машиах». То, что я ощущаю, как часть меня, но… как болезнь, которая угрожает фрагменту меня в этом. Угрозы не должно быть, поэтому Машиаха не должно быть.
Бруно пару раз хватил ртом воздух, пытаясь успокоиться.
— А кем этот Манишах был раньше? — хмуро поинтересовался он.
— Это уже не имеет значения.
Маэстро умолк, обдумывая услышанное. Все равно получался бред сумасшедшего, но, по крайней мере, Бруно тешился мыслью, что этот сумасшедший пока что не он сам, раз ничего не понимает. Вот если начнет понимать и видеть в словах сигийца смысл…
— Слушай, — Бруно оторвался от раздумий, — если он это ты, почему ты его вообще ищешь? Неужели…
— Нет, — перебил сигиец. — Знаю, что он есть, но не знаю, где. И кто.
Бруно похлопал глазами. Рука потянулась к уху, но он одернул ее и посмотрел, как на врага.
— А как тогда?..
— Узнаю, когда встречу.
Маэстро нахмурился. Смысла в ответах сигийца он по-прежнему не находил. Это обнадеживало.
— Почему ты уверен, что он в Анрии? — несмело поднял палец Бруно.
— Потому что в Анрии состоится встреча членов партии «Новый порядок», на которой должен присутствовать Машиах…
Бруно резко выпрямился на стуле.
— Так, стой! — перебил он, для убедительности вскинув руки. — Это те, о ком я думаю?
— Не знаю, о ком ты думаешь, — сказал сигиец. — Это революционная партия, которая в 1631 году намеревалась осуществить переворот в имперской столице.
— Так их же всех перевешали!
— Не всех.
— Здорово! — Бруно схватился за покрасневшее лицо. — То есть твой Машимах еще и главарь шайки цареубийц?
Разъяренный Беделар, который рано или поздно найдет его и спустит шкуру, начинал уже казаться сущим пустяком по сравнению с тем, во что ввязался Бруно, опрометчиво польстившись на серебряную накуду.
— Он не главарь, — сказал сигиец. — В «Новом Порядке» нет главаря, все решают несколько человек. Машиах ходит на их собрания, если считает нужным. Помогает, если просят. Говорит, если молчат. Но он ничего не решает и никому не указывает. Он лишь предлагает идеи. И смотрит.
Бруно сдержал саркастическую ухмылку и порыв объяснить очевидное.
— Куда? — спросил он вместо этого.
— Смотрит, как идеи захватывают людей и что из этого получается.
Хоть сигиец по-прежнему не вкладывал в голос никаких эмоций, прозвучало это почему-то до дрожи жутко, и Бруно воздержался от каких-либо комментариев.
— Откуда ты-то это знаешь? — спросил он настороженно.
— От Дитера Ашграу, Вернера Зюдвинда и Хуго Финстера.
— Ага, — натужно рассмеялся Бруно. — Значит, ты завалился к ним… побеседовать, а они тебе, значит, все и выложили?
Сигиец нахмурил брови. Бруно тяжко вздохнул, приготовившись переводить на понятный тому язык, однако тот сумел удивить:
— Они ничего не выложили. Пришлось забрать их.
— В смысле «забрать их»? — Бруно нервно поскреб за ухом.
— Забрать их сули́. На вашем
