В комнате пахло озоном или чем-то вроде того, словно после грозы. Слышалось непонятное гудение, как от высоковольтных проводов. Вроде бы даже искры проскакивали время от времени, но разглядеть их толком не удавалось, так что, может, это просто померещилось.
По комнате волнами разливалось голубое сияние: было светло как днем, без преувеличения. Светло и очень холодно. Такое ощущение, что стоишь зимой на улице раздетый или что рядом огромная глыба льда. Свет шел от стены, с правой стороны. Точнее, не от самой стены, а от картины, от портрета, нарисованного прямо на ней. Мужская фигура – большая, в полный рост, вроде бы двигалась, колыхалась. Хотя, наверное, так только казалось из-за свечения.
Дана стояла напротив картины. В отличие от портрета она не шевелилась, застыла столбом. Если не считать того, что ноги ее вдруг стали отрываться от пола. Медленно-медленно, не издавая ни единого звука, поднималась она все выше, держа во вскинутых над головой руках какой-то прямоугольный предмет.
От увиденного Аделя мороз продрал по коже. Марго снова принялась кричать что-то нечленораздельное, впившись ему в плечо тонкими пальцами, а он был так заворожен происходящим, что не сбросил ее руку, хотя камера завибрировала от прикосновения, и это могло отразиться на качестве съемки.
– Что с ней такое? – простонал Артем, но никто не мог ему ответить.
– У нее зеркало! – услышал Адель голос Кости.
Все причитали да тупо смотрели, что происходит. Ждали, что будет дальше.
А дальше начался настоящий кошмар.
Дана, висящая в воздухе уже на расстоянии примерно метра от пола, дернулась, как в эпилептическом припадке, тело ее выгнулось невозможной дугой.
– Господи! Позвоночник сейчас сломается! – проскрипела старуха за спиной Аделя.
Затем Дана, по-прежнему в полном молчании, вытянулась в струну, как будто что-то одновременно тащило ее разные стороны – вверх и вниз. То, что произошло потом, было настолько невероятно, что Адель впервые в жизни заорал от ужаса. Услыхал хриплый крик – и только тогда понял, что это его собственный вопль. Рядом кричали остальные.
Дана, все так же ровно, навытяжку висящая перед портретом, теперь оказалась соединенной с картиной чем-то наподобие голубой сверкающей пуповины, которая тянулась от ее солнечного сплетения. Было похоже, что какая-то неизвестная субстанция перетекает из нее, вливаясь в портрет. Казалось, девушку засасывает, затягивает в картину! «Как пылесосом», – черкнула мимолетная мысль, и Адель с трудом удержался, чтобы не разразиться сумасшедшим хохотом.
Он не знал, сколько это длилось, а потом случились сразу две вещи.
Артем, похоже, не в силах больше выносить безумное зрелище, отпихнул стоящего в дверях Аделя и протиснулся в комнату. Подволакивая ногу, двигаясь неуклюжими рывками, он довольно сильно толкнул парня («Бегемот хренов!»), и Адель выронил камеру, от неожиданности не сумев ее удержать.
Но как только Артем оказался внутри, зеркало выскользнуло из рук Даны, разбилось с оглушительным звоном. Секунду спустя девушка рухнула прямо на осколки. Одновременно с этим погас голубой свет.
Все бестолково засуетились, в темноте натыкаясь друг на друга.
– Осторожно! На камеру не встаньте! – выкрикнул Адель. Он опустился на четвереньки и стал шарить руками по полу.
– Тут человеку плохо, а этому – камера, – послышался возмущенный голос Тамары Сергеевны.
– Я сейчас свет включу. – Костарь из последних сил пытался сохранить самообладание.
И на фоне всего этого – протяжные, горестные выкрики Артема, который звал и звал свою Даночку.
Как будто неясно, что это бессмысленно и звать уже некого!
Как будто она не лежала безвольной грудой прямо перед ним!
Наконец вспыхнул свет: Костя зажег фонарь. Адель тут же увидел лежащую у стены камеру и схватил ее, поднимаясь на ноги. Осмотрел, стараясь разглядеть повреждения, насколько это было возможно при таком скудном освещении. Вроде трещин и сколов нет, но камера не включалась.
– Черт! – выругался Адель.
– Совсем ума лишился – нечистого поминать, – змеей прошипела старуха.
Адель хотел было ответить, но передумал связываться: все равно виноватым останешься. Ладно, будем надеяться, камера не сломана. Может, просто контакт какой-то отошел, дома разберемся. В любом случае он сумеет скачать записи на компьютер. Адель убрал камеру в сумку, что висела на плече. Снять больше ничего не получится, да и не надо. Хватит на сегодня впечатлений.
Вчетвером – Адель с Марго, Костя и старуха – они столпились возле двери. Никто не решался подойти к неподвижно лежащей Дане и к Артему, который сидел возле нее, раскачиваясь, как еврей во время молитвы.
– Что это было? – прошептала Марго, придвигаясь ближе к Аделю.
– Откуда я знаю? – огрызнулся он. – Я видел то же, что и ты!
– Помогите! – неожиданно громко и четко проговорил Артем. Он будто очнулся и осознал, что происходит. – Кто-нибудь может подойти и осмотреть Даночку? Моей невесте нужна помощь!
Костя, поколебавшись секунду, подошел к Артему и Дане. Направил свет фонаря прямо на нее – и тут все увидели такое…
Адель чуть не брякнул, что никакая помощь ей больше никогда уже не потребуется. Марго вскрикнула и отвернулась. Покачиваясь, отошла в угол комнаты, и Адель с отвращением услышал, что ее рвет.
– Тамара Сергеевна, – все тем неестественно спокойным голосом продолжил Артем. – Вы же медработник. Помогите Даночке.
Старуха дернула подбородком, как будто отгоняя муху, но послушалась, подошла. Вслед за ней, двигаясь как во сне, приблизился и Адель.
То, что осталось от Даны, походило на бесформенную кучу. Одежда и обувь валялись отдельно от всего остального. Не было крови, ран. Казалось, кожа чулком сползла с костей, да и самих костей не осталось, будто бы их раздробили, провернули через мясорубку.
Адель стоял и смотрел на бежево-розовую, напоминающую резину массу, поверх которой лежало что-то светлое, мягкое на вид. Артем, как будто не замечая ничего необычного, ласково перебирал пушистые хлопья, погружая в них пальцы.
«Волосы! Это же ее волосы!»
Паника окутала, подступила к горлу, и не успел Адель отбежать на пару шагов, как его вывернуло вслед за Марго, которая теперь судорожно всхлипывала, спрятав лицо в ладони.
– Вы должны срочно сделать Даночке искусственное дыхание! Что вы стоите как истукан? Я на вас в суд подам, если вы так и будете стоять тут! Вы клятву Гиппократа давали! – Артем уже не говорил, а кричал, и голос его, срываясь на визг, наотмашь бил по оголенным нервам.
– Заткнись! – прохрипел Адель.
Старуха быстро наклонилась к Артему и коротко ударила по лицу. Он опешил и тут же замолчал, прижав ладонь к щеке.
Однако лицо его, освещенное фонарем, стало принимать осмысленное выражение.
