подействовало. Я не заметила, как заснула, точнее провалилась во что-то тёмное и вязкое, из которого никак не могла выбраться, хотя мама меня звала и осторожно теребила за плечо.
— Ксюш, Ксюш, ты чего? Ночь уже. Может, разденешься, ляжешь, как следует.
Я хотела ответить, но не получилось. Губы будто слиплись, язык не желал шевелиться, голова гудела.
— Ксюш, ты меня слышишь? Да что с тобой? — Я ощутила, как прохладная мамина ладонь легла на лоб, потом, забравшись под одеяло и под одежду, коснулась спины. — Господи! Да ты горячая, как печка. Сейчас градусник принесу.
Она ненадолго исчезла, затем вернулась, сама засунула градусник мне под мышку, сама вынула, выдохнула взволнованно:
— Тридцать восемь и девять. Сейчас лекарство принесу. А утром напишу в чат с учителем и, если ничего не изменится, врача вызову.
Утром ничего не изменилось, точнее стало только хуже. Температура перевалила за тридцать девять и не сбивалась толком, только до тридцати восьми. Мне было очень плохо, но я даже немного радовалась, потому что теперь мне не придётся ничего делать, идти в школу. Я могу и дальше лежать в кровати, спать.
Наверное, никогда в жизни я ещё так много не спала. Просыпалась, слегка приходила в себя, но даже сидеть, навалившись на подушку, долго не получалось. Я опять сползала вниз, закрывала глаза, отключалась.
Температура продержалась целую неделю, правда под конец уже не такая высокая, ниже тридцати восьми. А потом вообще упала до тридцати пяти и пяти. Из-за этого меня не торопились выписывать, я просидела дома больше половины апреля.
Мама говорила, что, скорее всего, придётся отменить поездку на майские, но в Питер, несмотря ни на что, мне по-прежнему очень хотелось. Возможно, потому я всё-таки и поправилась. И ещё ко мне Оксана приходила, приносила задания от учителей и просто так, поболтать, рассказать новости. А однажды принесла букет.
Я очень удивилась, уставилась на неё изумлённо, а она пояснила:
— Это не от меня, от Дэна.
— Дэна?
— Угу.
— Надо же.
Букет был такой милый и нежный, из бледно-розовых и белых цветов. Не знаю их названия, но очень красивых. Они пахли прохладой, свежестью и весенней листвой, и вроде бы ещё немножко апельсином. Я нюхала и не могла оторваться.
— Ты в школу-то вообще собираешься? — поинтересовалась Оксана. — Или окончательно забила?
Я бы забила. Зачем мне эти уроки? Зачем экзамены? Когда…
Ну уж нет! Окончательно портить жизнь из-за какого-то дурака я не собиралась.
Да ни за что! Слишком много чести. Перебьётся! Он не достоин. А то, что я непривычно тихая, безучастная и грустная, будто так до конца и не проснулась — так ведь я же болела, очень сильно болела. Но уже почти выздоровела.
— В понедельник пойду, — доложила я.
И в Питер мы всё-таки поехали. Мне в нём правда очень понравилось, как я и предполагала. Вообще всё. Ко мне даже силы вернулись, как только я его увидела, как только вдохнула его особую атмосферу.
В гостиницу мы возвращались только на ночёвку, а всё остальное время гуляли и ездили. Были на Дворцовой площади, в Эрмитаже, Русском музее, Летнем саду, Михайловском замке и Петропавловской крепости. Посмотрели, как разводятся мосты и Медного всадника и на цветущую сакуру на Литейном, поднялись на колоннаду Исаакиевского собора, прокатились по Неве и каналам на кораблике. Даже успели сгонять до Царского Села, сходить в лицей и Екатерининский дворец.
Обратно из Питера мы приехали рано утром, совсем рано, большинство людей ещё спали, на улицах было совсем пусто. Поэтому, оказавшись дома, я сполоснулась под душем и тоже завалилась в кровать, а проснувшись, почти сразу потянулась за телефоном. Вошла в сеть, открыла мессенджер и написала. Нет, в первую очередь не Оксане, а вот что:
«Дэнчик, привет!»
Он откликнулся почти сразу, будто всё это время сидел и ждал от меня сообщение.
«Привет!»
«Ты сейчас чем занят?»
«Да особо ничем. А что?»
Я несколько секунд, ничего не делая, просто смотрела на экран. Потом набрала «Может, увидимся? Прямо сейчас» и сразу отправила. Если Дэн согласится на это «прямо сейчас», безоговорочно, не расспрашивая и не откладывая, я точно не передумаю.
