выбрать сами и следовать ей со всей преданностью.
— И выбрали вдруг жить в России? — засмеялся господин.
— Куда судьба завела, — улыбнулся Гаспаро, и тот резко стал серьёзным.
Он подошёл близко к его глазам и сказал:
— О да…. этой чертой вы похожи на всех остальных… Однако…. однако вы далеко не так просты.
— Мы совершенно обычные люди, — спокойно ответил Гаспаро. — Или такому важному человеку вдруг вздумалось, что мы какие шпионы? Может Италия строит заговоры против России?
На его слова раздался громогласный продолжительный смех, после которого господин допил бокал вина и отставил его на свой рабочий стол, где аккуратно лежали различные бумаги. Гаспаро и Фабио неотрывно следили за каждым его движением, но странное чувство мешало обоим понять, перед кем находятся и почему.
— Неужели вы, иноверцы, надеетесь, что в России сможете осуществить свои мечты, пусть, — выдержал господин паузу, сев за стол и указав на кресла перед ним, на которые друзья покорно, хоть и нерешительно, сели. — Пусть и даже самые наивные… Вы крадётесь вокруг, будто украли что. Следите за домами, будто, и правда, какие шпионы, пока мои люди пробрались в один из таких домов, схватив дворецкого, закрыв ему рот и связав, оставив за дверью в чулане, чтобы подобраться к тому самому кабинету, к тем людям, за беседой которых следили вы под окнами?
— Что б им было не присоединиться к нам? Было б интереснее, — усмехнулся Гаспаро, и немного осмелевший Фабио добавил:
— Надеюсь, дворецкий ещё жив… Жалко его.
— Шутить будете потом, — улыбнулся господин. — Хотя и симпатична мне ваша острота. Только разуметь стоит, что для полного доверия следует изучить человека очень хорошо. Сразу не стоит… А то это будет похоже на танец скворцов, знаете?
— Никогда не видели, — пожал плечами Фабио.
— А не мешало бы понаблюдать, — поднял брови господин. — Скворцы — тоже создание Бога. Все для чего-то да созданы. У каждого, как вы изволили упомянуть, своя судьба. Вот они как раз и следуют судьбе. Кстати, танцуя, они невероятно красивы и сплочены. Но и там…. и там не находится равенства. У каждого своя роль. Я бы пригласил вас полюбоваться сим высочайшим зрелищем, согласитесь ли?
Переглянувшись с другом, Гаспаро сделал ещё более удивлённый вид:
— Мне думается, Ваши люди может схватили совсем не тех, кого было велено.
— Ах, ради всего святого, не хотелось бы усомниться в неверном шаге своих подданных, — взял одну из бумаг господин. — Фабио Нери, Гаспаро Гирландайо… Вы знаете, если б согласились поучаствовать в одном из танцев некоторых скворцов, я бы всё же предложил иные имена. Более созвучные русским. Внешне вы, к счастью, не очень выделяетесь. Иные итальянцы потемнее будут… Как бы так выразиться?… Поярче что ли…
— О каких танцах идёт речь? — насторожился Фабио. — Мы не танцуем и отношения ни к какому двору не имеем, а посему вмешиваться ни во что не хотелось бы.
— Не о том мечты наши, господин…, - протянуто произнёс Гаспаро, намекая, что хотелось бы и имя собеседника знать, но тот вздохнул:
— А будет жаль… Танцам я бы вас лично научил.
— Разрешите уйти? — поднялся решительно Фабио, и друг, совершенно поддерживающий его порыв, так же поднялся следом.
Им на удивление господин выразительно указал рукой на дверь, что позволяло уйти без всяких препятствий… Долго не могли прийти в себя друзья, покидая странный дом. И только когда уже медленно передвигались верхом по улицам Петербурга, вновь заговорили…
— Мне кажется, или некоторые люди вокруг подозрительно смотрят? — вопросил Фабио, но Гаспаро не казался столь удивлённым, как он:
— Они поставлены следить за нами.
— Понимаю, ты догадался, но… стоило бы раньше поделиться догадками со мною, — улыбнулся друг, и оба вновь бросили взгляд на одного из медленно прогуливающегося прохожего, который неотрывно наблюдал за их передвижением…
Глава 22
Подглядывая тем вечером из-за угла, Юлия наблюдала, как из кабинета приёмного отца вышел человек, только недавно прибывший с каким-то срочным посланием. Чувствуя всё время, что происходит нечто странное, она не могла найти покоя. Любопытство и переживания не покидали её…
— Папенька? — несмело молвила она, прикоснувшись к приоткрытой двери кабинета, а сама вновь взглянула на выход, куда ушёл посланник.
— Прошу, дочка, — отозвался Азарьев, и Юлия вошла, оставаясь всё такой же несмелой. — Ну…. что же ты?… Помоги мне, раз пришла.
— Да, папенька? — встала она перед ним, и Азарьев взял со стола какой-то документ с печатью под текстом:
— Видишь ли, я не зря решил помочь тебе и твоей сестре жить более благополучно, чем могли бы, — смотрел он добрыми глазами. — Позови её? Я должен сообщить вам обоим важную новость.
Юлия послушно покинула кабинет, и в скором времени она уже вернулась с сестрой. Они сели в кресла перед отцом, и тот облокотился одной рукой на стол, тут же начав рассказывать:
— Хочу, чтобы вы запомнили мою душу, как щедрую. Как бы это объяснить получше, — улыбался он смущённо и вдруг вновь взял бумагу с печатью со стола. — Здесь…. здесь моё новое завещание. И вам обоим я оставил очень много. Вы никогда больше не будете ни в чём нуждаться.
— Как же так? — переглянулись сёстры, и Юлия от неловкости поднялась:
— Павел Александрович…. но у Вас же… есть сын.
— Я и ему немало оставляю, — улыбался тот. — Не бойтесь. Я не собираюсь раззадорить его ещё больше.
— Ещё больше? — поднялась следом за сестрой Алёна.
— Мой сын игрок, растратчик денег. Это его главная ошибка жизни, но он остаётся моим сыном. Да…. я люблю его и без наследства так же не оставлю. Однако, пока жив, обязан сохранить сие наследство, иначе он всё проиграет и никому ничего не достанется.
— Павел Александрович, я…. - взглянула Алёна на не менее удивлённую сестру, но продолжила. — Я не знаю, как Юлия, но я чувствую вдруг себя лишней. Не будет ли Лев Павлович грозен, узнав, что ему придётся делить с нами наследство?
— У него были сёстры и брат, которые, увы, не дожили до сегодняшнего дня, — признался Азарьев и выдержал паузу, будто вспоминая кошмарное прошлое, от которого резко встряхнулся. — Наследство и раньше было разделено.
Азарьев отошёл к окну, помолчав ещё некоторое время, а у сестёр на душе становилось всё страшнее.
— Ступайте, мои хорошие… Надеюсь, так и останусь для вас достойным отцом, — молвил вдруг он, но повернулся только когда девушки покинули кабинет и дверь закрылась.
— Дурак, — молвил тихо Азарьев.
Он взял с подоконника лежащий там конверт и достал из него бумагу. Кратко перечитав её, Азарьев сел в
