заставил.
— А как же Табби? — спрашивает она.
Удивительно, но Дакворт целует ей руку. Нежно. Искренне. Но этого недостаточно. Ей нужно больше, нужно подобраться к его уязвимости. Попробовать ее на вкус. Эмма целует его прямо в губы.
Расставаясь, они пристально смотрят друг на друга.
На вкус он как пахта.
— Ну-ка, быстро, — шепчет Эмма. — Что вы думаете об этой африканской скульптуре на третьем этаже? У фонтана. — Женщина сглатывает и затаивает дыхание. Она определенно поделится этой историей с Арчи на заднем сиденье его патрульной машины.
— О, — несколько рассеянно произносит Дакворт, — я не любитель этнического искусства. Все эти «уга-чака» и тому подобное.
Эмма легонько, успокаивающим жестом касается его спины. Он что-то бормочет себе под нос.
— Табби. Табби. Да, конечно. Табби.
Затем учительница извиняется и идет в туалет, во вторую кабинку, где шокирует саму себя тем, как легко ей вызвать в воображении фантазию, как этот охранник со своей рацией имеет ее в зад.
Ꝏ
Дакворт стоит в вагоне поезда красной ветки. Он раскачивается вместе с вагоном, ни за что не держась и гордясь отличной координацией. Не нуждаясь в страховке. Все остальные цепляются за поручни и подоконники. Критик оглядывает вагон. Подростки уткнулись в телефоны. Вместо того чтобы общаться друг с другом.
Тимми указал бы им путь.
Эх, Тимми…
Дакворт понимает, что вечно обречен помнить мальчика с хрипловатым голосом. Но он архивирует это для последующей обработки, возможно для статьи, эссе или даже мемуаров, потому что в настоящее время он движется в другом направлении. Поезд везет его к Табби.
В самом деле, милая Эмма, а как же Табби?
Ꝏ
— Следующая станция «Говард». Выход на правую сторону, — вещает мужской голос без определенного акцента (это называется североамериканским нормативным произношением). Приятный, безликий, но внятно объявляющий станции. Этот актер родом из Милуоки, а не из Чикаго. Турист, направляющий туристов.
Писк телефона возвещает о пришедшей эсэм-эске: «Вы уволены».
«Блестяще», — думает Дакворт. Хотя теперь жалеет, что не устроил сцену в кабинете-аквариуме. Не продемонстрировал уход, достойный соцсетей.
Критик еще раз сверяется с адресом. Выйти на станции «Говард», повернуть налево, проследовать мимо супермаркета «Каб фудс». Квартира на Линден. Третий этаж. Будучи человеком воспитанным, он попытался позвонить перед приходом, хотя Тимми заранее не звонил. И, разумеется, номер Табби откликнулся голосом другого актера, сообщившего Дакворту, что ее телефон «отключен или больше не обслуживается». В конце концов, так, вероятно, лучше всего, ведь о подобных вещах надо беседовать лицом к лицу.
Здравствуйте, Табби Мастерсон, я пришел посмотреть, действительно ли вы художественный гений. Я должен убедиться, что вы не фуфло. Я должен уговорить вас позволить мне открыть вас. Руководить вашей карьерой, направлять вас в таком беспощадном и непостоянном мире искусства. О, к тому же я уже не могу представлять Тимми, и не только потому, что он юн, глуп и не поддается контролю, но и потому, что он мертв. Я переехал его. Дважды. (Пауза.) Теперь вы для меня потеряны?
И как на это отреагирует семидесятитрехлетняя женщина? Дакворт предполагает, что она не поверит, будто ее искусство способно вызвать такие эмоции. В МСИ она показалась ему слегка неотесанной.
Но она нужна ему.
А ей нужен защитник. Пропагандист.
Они всем покажут: и Лесу, и музейному совету или комитету, или как там он называется, этот просиживающий задницы комитет из бизнесменов, хиппи и прихлебателей трастового фонда, редакторов и недоумков со вкусами, воспитанными на глянцевых журналах и стрижках, которые посоветует им стилист. К последнему Дакворт, надо сказать, более чувствителен, чем большинство людей; он оплатил два сеанса пересадки волос, прежде чем у него закончились деньги. Вышло так ужасно, что студенты беззастенчиво пялились на него. Девицы ржали или хихикали, и неестественная линия роста волос лишала всякой возможности серьезной беседы или лекции. Чертовы пересадки. Поэтому Дакворт и начал брить голову. Сверху побольше, на боках поменьше, иногда давал подкове подрасти, спуститься по щекам и превратиться в бородку. Типично профессорскую.
Ему нужно… что ему нужно? Ах да, ему нужна Табби, нужно, чтобы она была рядом. Поглядит он тогда на этих кретинов, скептиков и маловеров, посмотрит, как загорятся у них глаза. Когда они увидят искусство Табби. И его. Потому что это он ее обнаружил. Взрастил. И раскрутил.
Ꝏ
Поворачивая на Хилл-стрит, Дакворт сталкивается не только с не по сезону холодным ветром, но и худшим из своих кошмаров: студентами-искусствоведами. Многие держат в руках свечи. Что это — бдение, манифестация? Намалеванные вручную плакаты и транспаранты с надписью «Мы любим тебя, Бита» освещены мерцающим светом тысяч свечей, прикрываемых ладонями: художники-любители наконец приняли вызов своих надменных коллег.
НАША БОГИНЯ.
МЫ МИГРИРОВАЛИ.
ЛЕПИ НАС.
ВАЯЙ НАС.
ТВОРИ НАС.
К тротуару подъезжает автомобиль со световым коробом «Искусство пиццы». От толпы отделяется розововолосая девица (та самая), забирает у водителя пиццу, быстро сует ему купюры. Дожидается сдачи. Направляется к зданию. Открывает картонную коробку, но вместо того, чтобы взять кусок себе, перекладывает пиццу в неглубокое ведерко. Парень с длинными волосами и ангельскими крыльями за спиной прицепляет ведро к веревке и тянет. Ведерко поднимается на третий этаж.
Как только оно равняется с краем окна, створка открывается. Появившийся в окне мужчина достает ведерко и втягивает его внутрь. Вынимает пиццу, после чего снова вешает на крючок. Слегка разочарованный, он небрежно машет толпе рукой. И кричит:
— Еще пива! И травки!
И ведерко почти в свободном падении скользит вниз.
По толпе разносится вопль:
— Еще пива! Еще пива! И травки!
Несколько студентов садятся на велосипеды и отправляются выполнять задание; у каждого через плечо перекинута армейская сумка израильского десантника с приколотой английскими булавками нашивкой.
Дакворт снова смотрит в окно, на мужчину. Ему требуется некоторое время, чтобы опознать его (контекст совсем не тот), и наконец в мозгу щелкает: это арт-критик из «Лос-Анджелес таймс». Иа-Иа или как там его.
Ꝏ
Дакворт пробирается сквозь освещенную свечами толпу. Люди смотрят на него снизу вверх. Гул нарастает.
— Посланник. Это посланник.
Кто-то сует ему в руки экземпляр газеты с его заметкой и маркер. Дакворт, видевший немало кинопремьер, расписывается на заметке и улыбается. Посланник?
К нему, низко опустив голову, подходит розововолосая девушка.
— Простите меня, — лепечет она, — за слова про рекламу пива. — Вместо футболки с надписью «Туалетное искусство» на ней теперь футболка с надписью «Бита» (тоже из стразов). По лицу девицы текут слезы. — Пожалуйста.
Дакворт оглядывается, чтобы выяснить, не нужны ли еще автографы.
Ꝏ
Он звонит в дверь.
— Звонок отключен, — сообщает
