Гибель аль-Афдала, вызвавшая радость и в замке Аламут, и во дворце в Каире, казалась хорошим моментом для попытки установления дружеских отношений между двумя соперничающими ответвлениями. В 1122 году в Каире состоялось общественное собрание, где была изложена история Мустали и Низара в пользу первого. Приблизительно в это же время халиф написал пастырское послание, адресованное главным образом разделенным с ним братьям по вере, в котором защищал свои законные права, а новый визирь в Каире аль-Мамун дал указания секретарю канцелярии написать длинное письмо Хасан-и Саббаху, побуждая его вернуться к истине и отказаться от веры в имамат Низара. До сих пор аль-Мамун – сам будучи двунадесятником, а не шиитом-исмаилитом – подчинялся желаниям халифа и даи. Но визирь явно не имел намерения позволять таким отношениям с Хасан-и Саббахом заходить слишком далеко. За так называемым раскрытием заговора, срежиссированного и профинансированного из Аламута с целью убийства и аль-Амира, и аль-Мамуна, последовали самые тщательные меры предосторожности на границах и в Каире для предотвращения проникновения агентов ассасинов. «Когда аль-Мамун пришел к власти, ему доложили, что Ибн аль-Саббах [то есть Хасан-и Саббах] и батиниты радовались смерти аль-Афдала и выражали надежду, что будут убиты и аль-Амир, и сам аль-Мамун, так как они уже послали к своим соратникам в Египте гонцов с деньгами для них.
Аль-Мамун пришел к правителю Аскалана, освободил его от занимаемой должности и назначил другого человека на его место. Он приказал новому правителю провести инспекцию всех должностных лиц в Аскалане и снять с должностей всех, кроме тех, кто известен местному населению. Он дал ему указания провести тщательные допросы всех купцов и других лиц, приехавших в город, и не принимать на веру, что они сами ему скажут относительно своих имен, прозвищ и стран, из которых прибыли… а нужно задавать им вопросы друг о друге и делать это с каждым в отдельности, относясь к этому делу с величайшим вниманием. Если приехал кто-то, кто обычно не приезжал, то такого следовало остановить на границе и провести расследование его материального положения и досмотреть товары, которые он везет. Аналогичным образом следовало поступать с погонщиками верблюдов и отказывать во въезде в страну всем, за исключением известных лиц, регулярно в нее приезжающих. Нельзя пропускать через границу ни один караван, не послав предварительно в диван донесение в письменной форме с указанием числа купцов, их имен, имен их слуг и погонщиков верблюдов и приложением перечня их товаров, который должен быть досмотрен в городе Бильбейс по их прибытии к воротам. При этом новый начальник должен был оказывать купцам почет и уважение и воздерживаться от причинения им беспокойства.
Затем от аль-Мамуна поступили распоряжения правителям старого и нового Каира записать имена всех проживающих там жителей улица за улицей и квартал за кварталом и не позволять никому переезжать из одного дома в другой без его на то особого разрешения.
И когда были составлены все списки с именами жителей старого и нового Каира с указанием их прозвищ, материального положения и источников средств к существованию, а также списки всех незнакомцев, приехавших к каждому жителю, тогда он послал женщин, чтобы они заходили в эти дома и расспрашивали о делах исмаилитов, чтобы ничего, касающееся дел любого жителя старого или нового Каира, не было от него скрыто… Затем он отправил солдат, велел им рассеяться и арестовать тех, кого он укажет». Много таких лазутчиков было схвачено, включая учителя детей халифа. У некоторых из них были деньги, которые дал им Хасан-и Саббах для использования в Египте. Полицейские и шпионы визиря действовали настолько успешно, пишет египетский летописец, что с того самого момента, когда ассасин покидал Аламут, о его передвижениях становилось известно, и о них шли донесения. Письмо о помиловании, приглашавшее лидеров низаритов поименно вернуться к единоверцам, не страшась наказания, очевидно, так и не было отправлено, и отношения между Каиром и Аламутом стали быстро ухудшаться.
В мае 1124 года Хасан-и Саббах заболел. Чувствуя приближение кончины, он распорядился насчет преемника. Избранным им наследником стал Бузургумид, который на протяжении двадцати лет был комендантом Ламасара. «Он послал гонца в Ламасар за Бузургумидом и назначил его своим преемником. И посадил Дихдара Абу-Али из Ардистана от себя по правую руку и доверил ему пропагандистскую канцелярию; Хасана, сына Адама из Касрана, посадил слева от себя, а Кия Ба-Джафара, командующего войсками, перед собой. И поручил им: пока имам не возьмет в свои руки власть над его царством, действовать вчетвером сообща и согласованно. В ночь на среду 6-го числа месяца Раби II 518 года [пятница, 23 мая 1124 г.] он поспешил к огню Божьему в его преисподнюю».
Это был конец поразительной карьеры. Биограф-араб, относящийся к нему далеко не дружелюбно, описывает его как «проницательного, одаренного человека, обладающего знаниями геометрии, арифметики, астрономии, магии и других вещей». В биографии, написанной исмаилитами, которую цитируют персидские летописцы, подчеркиваются его аскетизм и воздержание: «На протяжении 35 лет, что он жил в Аламуте, никто в открытую не пил вино и не разливал его в кувшины». Его суровость не ограничивалась его противниками. Один из его сыновей был казнен за то, что пил вино; другой – по обвинению (впоследствии оказавшемуся ложным) в организации убийства даи Хусейна Каини». «Обычно он упоминал о казнях своих сыновей, чтобы никто не вздумал воображать, что он вел пропаганду от их имени и имел такую цель».
Хасан-и Саббах был мыслителем и писателем, равно как и человеком действия. У авторов-суннитов сохранились две цитаты из его трудов – отрывок автобиографии и сокращенный текст богословского трактата. После его смерти исмаилиты стали почитать его как первого деятеля da‘wa jadida (новое проповедование) – реформированного исмаилитского учения, которое стало распространяться после разрыва с Каиром, а также сохранилось и было развито исмаилитами-низари-тами. Более поздние труды низаритов содержат ряд отрывков, которые, возможно, являются цитатами или кратким изложением его собственного учения. Хасан никогда не провозглашал себя имамом – лишь его представителем. После исчезновения имама он был Hujja – источником знаний о скрывшемся имаме своего времени, живым связующим звеном между потомками явных имамов прошлого и будущего и лидером da‘wa. Учение исмаилитов, по сути, авторитарно. У верующих нет права выбора, они должны следовать ta‘lim – узаконенному учению. Источник руководящих указаний – имам; ближайший источник – его облеченный полномочиями представитель. Люди не могли выбирать себе имама, по словам суннитов, и не могли давать оценку и определять истину в вопросах богословия и законов. Бог назначил имама хранилищем истины. Только имам мог придавать законную силу и откровениям, и мотивам. Только имам исмаилитов благодаря характеру своих обязанностей и учению мог фактически делать это, и поэтому лишь он один был истинным имамом. Его соперники были узурпаторами, их последователи – грешниками, их учения – ложными.
Это учение, делающее упор на верность и повиновение и неприятие мира таким, каков он есть, явилось мощным оружием в руках тайной революционной оппозиции. Тягостная реальность халифата Фатимидов в Египте стала помехой для притязаний исмаилитов. Разрыв с Каиром и преданность таинственному скрывающемуся имаму выпустили на свободу сдерживаемые энтузиазм и преданность исмаилитов. Заслуга Хасана-и Саббаха состояла в том, что он разбудил и направил их.
