примыкавшие к нему склады и верфи находились на окраине Зераны, чьи огни успели растаять вдалеке, пока они разговаривали. За бортом уже тянулась неровная кромка берега, заросшая корявыми деревьями.
Из-за голов матросов выглядывали пассажиры, привлеченные громкими голосами и, царапавшей палубу когтями, бело-красной ферналью.
Мира, которая после долгих попыток смогла все-таки извлечь стрелу, бережно убрала ее обратно в колчан, и положив ладонь на рукоять меча двинулась к ним.
— Быстро подать лодку! — кричал тем временем помощник капитана, обращаясь к матросам. — Высадите девушек на берег!
Мира нахмурила брови. Вспомнив о том, как ее новая знакомая предпочитает решать проблемы, Агата похолодела. Нервно ломая пальцы, она все глубже увязала в отчаянии.
Неужели все было напрасно и ее вышвырнут с «Лазурного руха», как блохастого пса и она так и не достигнет Альторы, и пропустит Отбор? Агата не могла этого допустить. Не могла! Мачеха точно ее убьет, если она вернется обратно. Хуже того, она ее высечет!
Внезапно над палубой разнесся глубокий и властный голос:
— Так, так, что я вижу? Неужели же это юная госпожа Агата Таноре?
Разрезая толпу, подобно тому, как нож режет плоть, вперед вышла княгиня Дуаре собственной персоной.
Ее украшенная вышивкой накидка и серебристо-серое дорожное платье казались чрезмерно роскошными даже среди вовсе не бедно одетых прочих пассажиров. Собранные в высокую прическу волосы делали ее лицо еще длинней, а ряды тяжелых перстней, нанизанных на пальцы, заставляли задуматься о том, не тяжело ли ей поднимать руки.
За ней, смиренно потупив взгляд, шла ее дочь Лидия, служанка со шкатулкой нюхательных солей на серебряном подносе и очень симпатичный молодой рыжеволосый слуга.
Агата уже и так была перепугана до смерти, а завидев княгиню, она стала близка к тому, чтобы если не умереть сразу, то хотя бы просто завалиться в обморок.
Ситуация и до того была хуже некуда, теперь же, когда свидетельницей ее унижения стала самая знатная и влиятельная госпожа Арлейского княжества, все было кончено.
От этого позора Агате не отмыться уже никогда. Он будет преследовать ее до самой смерти, а затем ее детей, и детей их детей, пока ее ничтожный род не прервется.
Скорее по въевшейся с годами привычке, чем по сознательному приказу разума, Агата присела в поклоне, склонив голову.
Княгиня Дуаре никогда не обращала на нее ни малейшего внимания, ни когда они сталкивались посреди улицы в Арлее, ни на балу, который устроили в честь дня рождения Агаты родители, и где княгиня с дочкой были почетными гостями, окруженными куда большим вниманием и заботой, чем сама Агата.
Мачеха вечно пресмыкалась перед княгиней, как и перед всеми прочими господами, которых считала выше себя, что, впрочем, не мешало ей перемывать им кости едва лишь выдавался удобный случай.
Княгиня же относилась к баронессе со снисходительным презрением, словно баронская дочка, вышедшая, овдовев, за купца, была ей не ровня, все равно, что какая-нибудь служанка. Ее дочерей — и родную и не родную, она также предпочитала не замечать.
И как же так вышло, что в единственный раз, когда Агата надеялась остаться незамеченной, княгиня Дуаре снизошла, обратив на нее свое сиятельное внимание!
— Пожалуй, это было самое эффектное появление из всех, что я видела с тех пор, как графиня Дэву явилась на бал и, спускаясь по лестнице, наступила на подол собственного платья, ненароком оголив все данные природой богатства, — отметила княгиня, подходя к Агате. — Неужели же ты и твоя спутница, так стремитесь попасть на Отбор к дракону-императору, что даже готовы свернуть ради этого шеи?
— Благодарю, ваше сиятельство, — ответила Агата, сама не понимая за что она ее благодарит. — По правде сказать, мы повели себя необдуманно, но лишь для того, чтобы исполнить приказ великого дракона-императора. Простите, если наше поведение…
— Лидия, гляди на, что готовы девушки лишь бы попасть на Отбор! — перебила ее княгиня, поворачиваясь к дочери. — Тебе следует брать пример с их целеустремленности!
Лидия подняла на нее огромные, голубые и чистые, как весеннее небо, глаза, казавшиеся сейчас красными и опухшими, словно она недавно много и горько плакала, и затравленно кивнула. Возможно, ее огорчение было связано с болезнью отца, и с тем, что он не смог сопровождать ее в Альтору вместе с матерью.
Не могла же она плакать из-за того, что ехала на Отбор? Ведь любая девушка Визерийской империи была бы готова отдать десять лет жизни, лишь бы увидеть прекрасного Андроника Великого своими глазами.
— Как славно, что ты оказалась на этом корабле, моя девочка, — неожиданно нежно, проворковала княгиня, вновь поворачиваясь к Агате. — Моей Лидии было грустно в последнее время, и, вероятно, общество сверстниц ее развеселит. Мы занимаем голубую каюту на верхней палубе. Приходи к нам завтра после полудня вместе со своей спутницей. Мы будем счастливы вас принять!
Сказав это, княгиня Дуаре словно тут же забыла об Агате и, степенно вышагивая по палубе, продолжила свою вечернюю прогулку. За ней поплелись слуги и понурившая голову Лидия.
Пройдя мимо расступившихся перед ним матросов, вперед выступил невероятно высокий и широкоплечий господин. Его загорелое лицо было словно высечено из скалы, а светлая борода была самой роскошной и ухоженной из всех бород, что доводилось когда-либо видеть Агате.
Судя по тому с каким почтением на него смотрели все вокруг, он был фигурой лишь немного менее значимой, чем княгиня Дуаре.
— Домидонт, что это здесь творится? — поинтересовался он у помощника капитана, о котором все успели позабыть. — Почему ферналь на палубе? Ее следует поместить в птичник в трюме, а у юных госпожей нужно принять плату за проезд и препроводить их в каюту.
— Но капитан, у нас же не осталось свободных кают, — растерянно пролепетал помощник капитана.
— И что теперь, Домидонт? По-твоему, мы должны высадить госпожей, которым благоволит сама княгиня Дуаре на берег? Освободишь для них свою каюту.
— Но, где же тогда спать мне, капитан?
— С матросами поспишь, Домидонт, в кубрике.
Поклонившись смущенной Агате, и насмешливо глядевшей Мире, капитан проследовал дальше. Повинуясь одному его взгляду, матросы разошлись по сторонам, возвращаясь, видимо, к прерванной работе. Пассажиры тоже разбрелись по палубе. Все поняли, что больше ничего интересного в этот вечер не предвидится.
— Простите, пожалуйста, за хлопоты и за неудобство, — бормотала Агата, передавая помощнику капитана, со смешным именем Домидонт, монеты.
Ей было невероятно неловко перед этим человеком, который всего лишь делал свою работу и пытался следовать правилам. Хотя, с другой стороны, он собирался высадить их на берег прямо в лесу.
Мира, проходя мимо помощника капитана, бросила ему монеты. Он
