стало видно, что в толпу нзамешалось довольно много людей в одинаковой форме — похоже, академическая служба охраны. Между группами бродили отдельные преподаватели, на трибунке для руководства сидел совершенно растерянный ректор с нахохлившимся секретарём.
Подошёл Илюха, остановился напротив — разговаривать-то купол позволял.
— За воротами, говорят, чуть не вся Салтыковская безопасность собралась.
— А что, сюда их не пускают?
— Ты чего, на территорию Академии только ограниченное число личной охраны можно провести!
— Не знал. И что они хотят? Бренного тельца князя Пожарского?
— Я тебе интереснее вещь скажу. Мне батя велел не уходить, щас наши тоже подтянутся. Против Салтыковых встанем. И не только наши. Шуйские, слышал на подходе. Басмановы тоже.
— Интересно девки пляшут… Это что же — войнушка намечается?
— Непонятно, но, я так понял, несколько родов заявили, что… вроде как, то ли поддержать тебя собираются, то ли прикрыть?
Так-так. Похоже, Болеслав мою схемку до кого-то донёс-таки. Главное, чтобы эти благородные господа не сочли, что лучший способ меня защитить — это посадить под замок.
Ещё полчаса продолжались какие-то телодвижения. Потом появились люди в мундирах, знакомых мне по столичным улицам — Государева служба присмотра за общественной безопасностью. Их было много, и этим бойцам никто на территорию Академии входить не возбранял. Командующий ими объезжий голова подошёл к барьеру Арены и потребовал объясниться: почему до сих пор не прекращён поединок, хотя никаких видимых действий поединщики не совершают?
С обеих сторон бросились юристы. И если Талаев ответил, что сторона Пожарских ожидает совершения оговорённых действий, то Салтыковский сходу заявил, что князь Пожарский отказывается признать поединок завершённым по единоличному произволу.
— Хитрые, слышь, какие! — почти восхитился Кузя. — Надеялись, что государевы охранники всех разгонят, и виру платить не придётся?
— М-м, — согласился я и нашёл глазами старшего Салтыковского сына: — Ванька! — тот, услышав столь презрительное обращение, вздрогнул и исказился лицом. — Я гляжу, вам батя-то не дорог! Продолжаем поединок. Смотри. Как от него тушка с четырьмя обрубками останется — твоя очередь.
Салтыковские сразу заорали, что про них не так подумали, да они не так подумали… На что Талаев — молодец, премию ему надо за этот день выдать — отрезал, что никого не волнует, что они там думали. Договорённость или немедленно исполняется — или немедленно расторгается.
Ещё пятнадцать минут всеобщего ора — и меня уверили, что груз с серебром выдвинулся со склада Салтыковых в сторону Академии, а также что за дьяком Земельного приказа послали, и будет он с минуты на минуту.
— Ну что, у нас появляется надежда, что тебе даже удастся поспать сегодня в своей постели, — усмехнулся Кузьма.
— Да уж, — я тоже сел на песок и привалился к тёплой стенке Арены — ноги-то не казённые! — С-с-сука, пить как охота. Не подумал хоть бутыль с водой с собой взять.
— А лёд не подойдёт?
Я уставился на меч:
— Слушай, точно! Снежок небольшой скастуй мне.
Я принял упавший в руку снежный шарик и с удовольствием его откусил.
— Живём!
07. ХОТЬ КЛЕЩАМИ ТАЩИ…
ВИРА
Через полчаса прибыл дьяк — как и судья, в старинного вида парчовом кафтане и горлатной шапке. Важно насупясь, установил на столе магический светильник, в луче которого проверил все подготовленные бумаги, указал на две неточности, дождался их исправления — и только потом сел вписывать переход права на владение в огромные амбарные книги, которые на тележках привезли за ним двое помощников.
Вот тогда я и согласился, что принимаю поражение боярина Салтыкова — и оговорённую виру. Необычным для меня оставалось, что если раньше достаточно слова было, то сейчас к бумаге требовалось приложение родовой печати. Мою, загодя ему на сохранение переданную, Талаев из портфельчика достал, Салтыкову тоже на блюдечке поднесли, уцепил он её левой рукой, обрубками пальцев. Меня так и подмывало спросить: «Что, тварь, приятно чувствовать себя беспомощным? Побудь-ка в моей шкуре!» — но не стал. Не хочу лишний раз рот о разговор с этим поганцем марать.
Подъехал грузовой автомобиль, в открытом кузове которого навалом, как поленья, громоздились серебряные бруски. Я кивнул Кузьме: «Проверь!» — и он подплыл к борту, заставив отшатнуться злобно зыркающих Салтыковских работников. Кузя тщательно осмотрел груз и вынес вердикт:
— Полталанта не хватает!
Я посмотрел на Салтыкова:
— Что, Мишка, лживая натура покою не даёт? Или ты мне за недостачу Настьку отдашь? Так, вроде, есть у меня уже судомойки…
Да, специально нарывался. Так мне хотелось, чтобы кто-нибудь из них не выдержал да снова на меня полез… И к моему сожалению, Салтыков это понял, дёрнул шеей:
— Федя! Проверь, чей недосмотр, и устрани!
Но вообще, на месте Салтыкова я бы сильно задумался — случайно ошибка вышла или намеренно его кто-то подставить хотел?
Фёдор (это, кажись, третий по старшинству сын) тщательно проверил привезённое, всячески демонстрируя, что нам не доверяет. За недостачей послали. Тут я сообразил, что всё это серебро они прямо здесь вывалят, окликнул Муромца, прохаживающегося поблизости:
— Илья, не в службу, а в дружбу, машинки грузовой нет?
— Погоди, батю спрошу, — Илюха отошёл в сторону, засветил магофоном и почти сразу вернулся: — Сейчас будет!
— Чё там на улице?
— Салтыковские стоят. Наши тоже, с четырёх родов бойцы подошли. Если бы не государева охранная служба, давно бы мы Салтыковских закатали. А так — ждём, чтоб рыпнулись. К особняку твоему тоже охрану отправили, подозрение было на возможное нападение.
— Вот это спасибо!
— Младший-то твой где?
— Как положено, службу несёт, — я скроил многозначительную мину, и Илюха медленно понимающе кивнул, словно его в секрет посвятили:
— Понял! — решил, поди, что Кузьма дом стережёт.
Тут дьяк Земельного приказа гулко захлопнул свою книжищу и важно объявил:
—
