другая проблема — до последнего мгновенья своей жизни они были способны на любой безумный поступок. Они же «умерли» после того, как узнали, что приговорены к расстрелу. Поэтому, как смертельно раненные звери, хотели вместе с собой утащить на тот свет кого-нибудь из «легавых» или погибнуть «красиво» — например, во время попытки побега. Обычно рецидивистов привозили на расстрел в наручниках, которые снимали лишь с них после смерти.
До спецобъекта «Бутово» можно было добраться по Варшавскому шоссе. Проложенная в середине прошлого (XIX — прим. ред.) века дорога была хорошего качества и проходила через многочисленные деревушки и несколько дачных поселков. Среди них деревня Дрожжино, ставшая к середине 30-ых годов дачным поселком. Удобное месторасположение — два километра до стации «Бутово» Курской железной дороги. На окраине деревни пруд, где местные жители и дачники ловили гигантских карпов.
Эти рыбы появились в пруду еще до революции. По соседству с деревней коннозаводчик Зимин организовал ферму по выращиванию лошадей и построил ипподром, где всем желающим демонстрировал свой товар, как говорится лицом. В годы Гражданской войны владелец сбежал за границу, а на ферме выращивали лошадей для нужд Красной Армии. В годы НЭПа там находилась колония для содержания осужденных за нетяжкие преступления. В середине 30-ых годов ее закрыли и на этой территории создали полигон. Просуществовал он недолго. В 1937 году здесь начали расстреливать «врагов народа». Во время войны и до смерти Сталина спецобъект «Бутово» использовали для проверки прочности брони. Сначала штурмовиков И-2, а затем правительственных автомобилей. Именно тогда и появилось современное название «Бутовский полигон».
Вот как проходила процедура расстрела. Поздно вечером из московских тюрем на спецобъект «Бутово» приезжало несколько грузовых автомобилей специально оборудованных для перевозки осужденных. Они по очереди въезжали на территорию полигона и останавливались около длинного деревянного одноэтажного барака. После этого начинался процесс передачи заключенных от одного конвоя другому. Приговоренные по одному выпрыгивали из грузовика и громко называли свои установочные данные (фамилия, имя, отчество, год рождения и статья) — офицеры делали пометки в своих бумагах. Когда кузов грузовика освобождался полностью — происходило оформление документов подтверждающих, что все осужденные были доставлены на полигон и по дороге никто не помер или не сбежал.
После этого доставленных на расстрел людей заводили в деревянный барак. Что там происходило — я не знаю, т. к. вместе с членами спецкоманды находился в отдельно стоящем каменном домике — играли в домино. Не знаю почему, но среди членов спецкоманды были популярны лишь две игры — домино и шашки. Шахматы считались буржуазным пережитком, а карты — развлечением уголовников. Кроме нас в домике находился врач и прокурор. Они должны были подтвердить факт наступления смерти. Там мы могли сидеть несколько часов, ожидая, пока будет проведена последняя проверка приговоренных к расстрелу.
Непосредственно перед началом расстрела к нам в домик заходил начальник АХО УНКВД по Московской области — именно он отвечал за организацию и проведения смертных казней — мрачно шутил:
— С личным оружием на выход.
Мы неторопливо выходили на свежий воздух. В первый раз, по незнанию, я двинулся следом за Магго, но врач — пожилой потрепанный жизнью и проспиртованный человечек — до этого травивший байки из жизни паталогоанатомов и санитаров из морга — остановил меня:
— Нам еще рано. Сначала они свою работу выполнят — покойников нашлепают, а потом мы как ОТК[11] поработаем. Проверим качество.
А прокурор добавил:
— Не спеши вперед батьки в пекло лезть. Каждый сверчок должен знать свой шесток.
Члены спецкоманды отводили приговоренных по одному к вырытой в метрах ста траншеи и стреляли жертвам в затылок. Потом возвращались за следующей жертвой. И так много раз. После завершения процедуры расстрела они шли в каменный домик, где их уже ждал спирт, скромная закуска и одеколон. Я в это время вместе с врачом и прокурором считали количество трупов. После этого я составлял соответствующий акт.
Ранним утром, как только станет светло, на полигон приезжал трактор и засыпал траншеи. Обязанности могильщика за пару литров спирта исполнял житель соседней деревни. О своей «халтурке» он никому не рассказывал. Местные жители догадывались, что именно происходит в «Бутово», но вслух озвучивали версию о том, что это стрелковый полигон НКВД и там происходит испытание новых видов оружия.
После завершения процедуры казни мы загружались в автобус и ехали обратно на Лубянку. Обычно члены спецкоманды спали мертвецки пьяным сном. Прокурор думал о чем-то своем, глядя в окно, а врач травил байки шоферу.
Спецобъект «Коммунарка»
На спецобъекте «Коммунарка», где приводили в исполнение смертные приговоры в отношении высокопоставленных «врагов народа», я бывал значительно реже, чем на «Бутовском полигоне». Для оформления необходимых документов на «Коммунарку» обычно ездил сам начальник учетно-архивного отдела.
Дорога туда, если ехать от площади Дзержинского, занимала около часа. Обычно я дремал весь путь. Что красивого можно увидеть в темноте? Это сейчас шоссе обступили подмосковные города и элитные коттеджные поселки, в которых ночью светлее, чем днем. А в конце 30-ых годов еще не было Ленинского проспекта с его красивыми высокими кирпичными домами, а Калужское шоссе проходило мимо деревень Воронцово и Теплый Стан. Зато когда возвращались ранним утром, я почти всю дорогу любовался мелькавшими за окном густыми хвойными и смешанными лесами, березовыми рощами, чередующимся с живописными равнинами и холмами.
По Калужскому шоссе нужно было ехать километров 40 — до подсобного хозяйства АХО НКВД СССР «Коммунарка». Местные жители обычно называли его «Лозой». После войны подсобное хозяйство было преобразовано в совхоз «Коммунарка», а позднее появился поселок с одноименным названием.
При царской власти на месте спецобъекта находилась барская усадьба «Хорошавка» — деревянный дом с большими окнами и высокими потолками. В нем можно было жить и зимой, но владельцы использовали его исключительно как летнюю дачу. В холодное время года там жил только сторож, который словно цепной пес охранял господское имущество.
Место было красивое. Широкая аллея с специально посаженными вдоль обочины липами вела от шоссе через березовую рощу к дому. По ухоженной дорожке, которая начиналась у парадного входа особняка (была еще и вторая дверь — для прислуги) можно было выйти к специально вырытому пруду.
В 1927 году зам. председателя ОГПУ Ягода (позднее он займет пост наркома внутренних дел СССР) сумел оформить усадьбу «Хорошавка» в качестве своей служебной дачи. После этого березовая роща была огорожена высоким деревянным забором, поверх которого была натянута колючая проволока. Местным жителям — по указанию Ягоды — запретили подходить к забору. Нарушителю грозило многолетнее тюремное заключение.
Дача наркома в служебной переписке стала именоваться спецобъект «Коммунарка». А ее жилец бесплатно получал из расположенного по
