У пешеходного тротуара лежал перевёрнутый вверх колёсами легковой автомобиль. Все его стёкла были разбиты, крыша смята. На самом пешеходном тротуаре валялось в изобилии битое стекло витрины магазина, внутри повсюду разбросаны товары, некоторые стеллажи опрокинуты. Ерта подумала, что магазин и автомобиль скорее всего принадлежали одному и тому же человеку. В его национальной принадлежности сомневаться не приходилось. Ерта поёжилась в кофте. Как долго ещё к их семье не пристанут какие-нибудь националисты, которые умело натравят на них толпу? Повод всегда можно найти. Ерта невольно ускорила шаги, проходя мимо разгромленного магазина. Вход и витрина были огорожены, милиция работала внутри на месте преступления.
Ерта открыла дверь в отдел бухгалтерии, и не успела сделать и шага, как все разговоры в комнате стихли. Это происходило последние дня три, и Ерта чувствовала себя не в своей тарелке. Она старалась не обращать на это внимание, но было обидно, что за её спиной шушукаются, обсуждая недавние события и заодно, наверняка, осуждая всех албанцев. Ерта вдруг перестала ощущать себя югославкой в глазах других людей. Для них она была только албанка. И хотя в бухгалтерии работники держались с ней дружелюбно и вежливо, тонкий лёд отчуждения всё же чувствовался. Он проявлялся в том, что с Ертой были чересчур вежливы. Ерта изо всех сил делала вид, что ничего не замечает, боясь распалиться и наговорить лишнего, подтвердив тем самым отрицательное мнение коллег об албанцах. «Я — югославка, понятно?!» — кричал её внутренний голос, когда она ловила на себе чей-нибудь взгляд и следующую за ним вежливую улыбку. И тут же в подсознании слышался зловредный шёпоток: «Албанка!»
Если бы Ерта знала подноготную вежливости коллег, то она бы почувствовала себя нехорошо. За порядком в коллективе внимательно следила главный бухгалтер. Ерта была единственной албанкой, поэтому в день убийства солдат начальница под благовидным предлогом отослала Ерту поработать в архиве на нижнем этаже и, заперев дверь в бухгалтерию, чтобы никто им не мешал, провела разъяснительную беседу со своими подчинёнными. Говорила она жёстко и очень доходчиво. Она объяснила всем присутствующим, что уволит по статье каждого, кто внесёт межнациональный разлад в их коллектив из-за произошедшего ночью. Имён главбух не называла, но все и так поняли, что речь шла о Ерте. Главбух очень внимательно посмотрела в глаза каждому. Все присутствующие пообещали никаких разговоров не заводить, быть вежливыми и дружелюбными. Начальница отперла дверь и вернулась в свой кабинет. Когда в бухгалтерии появилась Ерта, она отметила про себя, что её коллеги как-то слишком прилежно уткнулись в отчёты, и все словно язык проглотили, а если и заговаривали, то только о том, какой сегодня приготовить дома ужин.
У Мерджима на работе из-за последних событий работы прибавилось. В больницу регулярно поступали пострадавшие. То драки, то демонстрации и их разгон. «Господи, куда мы катимся?!» — с тоской думал иногда врач, видя очередного пострадавшего.
Предвосхищая развитие событий, главный врач собрал собрание и предупредил всех о том же самом, что и главбух у Ерты на работе. Правда, действовал он деликатнее. Никаких обсуждений, никаких ссор среди персонала больницы, иначе он примет жёсткие карательные меры. Правда, ни у кого и в мыслях не было что-то сказать или подумать в адрес Мерджима или других албанцев, работавших в больнице. Персонал в лечебном заведении был адекватный, в чём была заслуга начальника, старавшегося сразу либо перевоспитать, либо выставить за дверь всех ретивых.
В больницу поступило два человека с побоями, которых привели под конвоем милиции. Мерджим и ещё один врач стояли у регистратуры, куда они принесли карточки больных.
Ну, кого себе возьмёшь? — спросил коллега.
Он спрашивал Мерджима не просто так. Один из пострадавших был албанцем, второй, судя по всему — сербом. И подрались они, вероятнее всего, на почве национальной ненависти друг к другу.
— Первого возьму, — вздохнув, ответил Мерджим, имея в виду албанца.
Хорошо, — коллега по-дружески хлопнул его по плечу. — Его сюда, — указал он на ближайший кабинет, давая понять милиции, куда вести албанца, — а этого — сюда, пожалуйста, — указал коллега на свой кабинет и проследовал туда.
Пострадавших развели по врачам, по-прежнему держа под конвоем. Мерджим зашел вслед за милицией и закрыл за собой дверь.
Что произошло? — поинтересовался он у работников правоохранительных органов.
Группа лиц напала на гражданина, — указал он на пострадавшего, сидящего уже на кушетке. — Мы успели вовремя, а то лежал бы сейчас в морге.
Понятно, — врач поставил стул перед пострадавшим и начал его осмотр.
Второй пострадавший — один из напавших, — продолжил рассказывать милиционер. — Еле оторвали!
Мерджим обернулся и непонимающе посмотрел на милиционера.
Да, этот, вот, — кивнул тот на албанца. — Видимо, решил, что раз со всеми не справится, то хоть одного загрызёт, — милиционер снял фуражку и пригладил волосы на голове. — Сидящий здесь гражданин вцепился мёртвой хваткой и наносил удары, пока мы не растащили их. Остальные разбежались при виде нас.
То есть, мой пациент ни в чём не виноват? — поинтересовался врач и встал, чтобы взять всё необходимое для обработки ран.
Судья разберётся, — пожал плечами милиционер.
Мерджим вздохнул и продолжил заниматься пострадавшим, попутно расспрашивая его о самочувствии. Ему вспомнился тот молодой и агрессивный албанец, которого привели к нему несколько лет назад, когда он ещё жил в Приштине. Тот, который угрожал Мерджиму, и этот человек, сидящий сейчас перед ним, были разными. Врачу стало интересно, как там дела у его коллеги? Как себя ведёт второй пациент? Не возникло ли у коллеги желание придушить его? Или пострадавший будет себя вести тихо в присутствии милиции? Тот парень присутствия солдат не испугался…
Позже Мерджим поинтересовался у коллеги, как всё прошло с арестованным.
Зашибись! — коллега фыркнул.
Что так?
Коллега осмотрелся, увидел, что они могут говорить спокойно и, нагнувшись к Мерджиму, тихо пояснил:
Представляешь, этот хам начал мне и милиции лекцию читать о том, что его не должны были задерживать, а наоборот, ему должны были помочь в избиении албанца. Мне самому захотелось дать ему хорошего пинка вместо того, чтобы обрабатывать его раны.
Мерджим потрепал по плечу коллегу:
— Ты от него уже избавился, слава богу.
Ага, как же! Одного заберут, другого такого же привезут. Кстати, этот
