начал восстанавливаться, он немного пополнел, в руках появилась былая сила. Чтобы не заболеть цингой, пил лиственничный отвар, который заменил ему чай.
Он потерял счет дням. Только по наитию догадывался, какой сегодня месяц и число. Примерно в начале января он сделал ревизию съестных припасов и впал в уныние. Продуктов хватит только до середины февраля.
«Садиться на голодный паек нельзя, – думал он отрешенно. – Ослабею, пропаду в дороге, сил не хватит. Еще с собой надо еду брать».
Эти мысли терзали его недолго.
«Надо попробовать мясо, за домом лежит Костя, почему пропадать добру?
Оставить еду на дорогу, подсчитать, сколько еще есть, недостающее надо дополнить мясом», – эти мысли Пугачев воспринимал не как нечто ужасное и мерзкое, а вполне обыденно, словно хороший хозяин, беспокоясь, думал о припасах говядины на балконе – «хватит ли ее до весны?». Словом, все было довольно тривиально.
Весь день он занимался подсчетом. Отложил, сколько ему нужно продуктов на дорогу. Подсчитал остатки провизии. Получилось, что в первой декаде февраля все должно кончиться.
– «Идти в это время еще рано, слишком холодно, на месяц позже выйду», -решил он.
На второй день он с топором вышел наружу и через полчаса вернулся со свертком. На буржуйке уже кипела вода…
7
Когда снаружи морозы ослабли, а солнце стало немного пригревать, Пугачев решился пробиваться в поселок. Он достал с крыши дома кем-то заботливо припасенные широкие лыжи, которые Пугачев заприметил еще осенью. Они были обиты сохатиной шкурой шерстью по ходу движения – для хорошего скольжения. Немного потренировался вокруг дома и остался доволен. Накануне вечером сварил макароны и упаковал в пакет, из муки и воды на боках буржуйки сделал что-то наподобие лепешек.
В рюкзак положил золото, продукты, запасные портянки, носки, теплые штаны, снятые с Кости. Подсчитал патроны– их оказалось шесть штук – две картечи, остальные– мелкая дробь. Спички тщательно упаковал в целлофановый пакет.
Перед уходом затащил останки Кости вместе с лосиной шкурой в дом и бросил спичку на кучу сухого мусора, тщательно собранного по всей заимке.
Огонь занялся сразу, Пугачев закрыл дверь и пустился в долгий путь. Он рассчитывал добраться до поселка за двадцать дней. Лыжи скользили довольно хорошо, настроение поднималось. Он держался строго на юго-восток, где должен быть его поселок, ориентировался по солнцу, звездам и кронам деревьев.
На третий день запуржило, острый ветер со снегом забивал воротник, телогрейка продувалась насквозь, вокруг сплошное месиво снега, ничего не видать. От ветра спрятаться было негде– он был везде, в глуши деревьев, на поле, в овраге.
«Вот и смерть моя, – думал Пугачев, чувствуя, как остатки тепла тела уносятся с ветром. – Нет мочи сопротивляться, когда руки еще слушаются, надо свести счеты с жизнью, – он нащупал приклад ружья. – Так глупо сгинуть!»
Он уже снимал ружье, уже взводил курок, в это время ему померещился чей-то женский голос, похожий на голос мамы: «Сынок, закопайся в снег, здешние люди всегда в пургу уходят под снег». Пугачев расстался с матерью, когда маленькому Володе было всего семь лет, естественно, он не помнил ее голос. Но ему почему-то показалось, что он услышал эти мистические слова из уст давно забытой им матери.
Он встрепенулся, снял лыжи и используя их как лопату, в овраге, где намело много снегу, стал рыть нору. Снег был крепкий, но податливый, он быстро вырыл достаточную пещерку, чтобы можно было поместиться, юркнул туда и закрылся двумя широкими лыжами. Внутри снежной пещеры было холодно, но гораздо лучше, чем на улице. Постепенно все щели вокруг входа замело снегом, в пещере стало гораздо теплее. Сколько пролежал в полузабытьи в этой пещере, он не помнил, но когда ветер утих, выкарабкался на волю. Стояла тихая, солнечная погода.
Солнце немного пригревало, и он встал к нему лицом, наслаждаясь его ласками.
«Мама, где же ты сейчас, жива ли? – Пугачев вдруг разрыдался, слезы капали на обмороженные щеки, в груди сперло дыхание. Этот человек, который совершил самые страшные и гнусные преступления, вдруг почувствовал себя маленьким, с чистой совестью и помыслами, мальчиком. – Почему ты бросила меня? Если живая, я обязательно тебя найду, если лежишь в земле, найду твою могилу».
Успокоившись, Пугачев продолжил путь. Дни и ночи у него смешались, глаза болели от солнечного ожога, поэтому передвигался преимущественно в сумерках и ночью, благо луна светила как днем. Днем выбирал места, где побольше сухих валежников, поджигал костер и, греясь, засыпал смертельным сном.
На шестые или седьмые сутки впереди увидел избушку. Осторожно обошел вокруг– следов людей нет. Зашел в дом, прохлада, сильнее, чем снаружи, ударила в лицо. Быстро растопил железную печь, в избушке стало жарко. Первый раз за неделю растянулся на нарах и спал сутки. Надо было продолжить путь. Пугачев с беспокойством осмотрел содержимое рюкзака. Если экономить, то провизии хватит на неделю. Но при таких физических усилиях экономить на еде– равносильно смерти. С тяжелыми мыслями он двинулся дальше.
На шестнадцатые сутки в сумерках, шатаясь от усталости и голода, он увидел пробегающих вдоль опушки леса трех собак, одна из которых игриво прыгала в разные стороны. Сердце Пугачева забилось от радости– значит рядом люди. Вдруг краешком глаза заметил, что с другой стороны опушки бегут еще несколько собак. Тут он понял, что его сопровождают волки. Усталость как рукой сняло, Пугачев весь напрягся.
«Только не давать слабину, эти твари чувствуют смерть, поэтому идут за мной, не давать им повода», – Пугачев пытался идти прямо и уверенно, что давалось ему с трудом.
Под утро волки отстали, и он, не в силах разжечь огонь, свалился на сухие ветки большого валежника и потерял сознание.
Очнулся от того, что сильно замерз. Оглянулся вокруг, волков не было видно. Он разжег костер, в котелке вскипятил воду из снега, побросал туда ветки лиственницы и жадно стал пить, закусывая последней мерзлой лепешкой.
«Наверное отстали, – без особой надежды думал Пугачев, – отстали, скорее всего. Их семь или восемь штук, у меня шесть патронов. Надо беречь патроны – только наверняка. Просто так палить не буду».
Когда солнце зашло за горы, Пугачев встал на лыжи и пошатываясь, продолжил движение. Не прошел и полкилометра, волки вновь появились вдоль опушки леса. Среди них Пугачев вновь заметил того игривого волка, который все прыгал и подпрыгивал в разные стороны, дразня своих сородичей.
Пугачев знал, что ружье заряжено двумя патронами с картечью. Он решил дать бой этим волкам – всю ночь идти в их сопровождении уже не мог. Пугачев упал лицом вниз, натянул на лоб шапку, но так, чтобы можно было наблюдать за происходящим, вперед выставил ружье. Лежать долго не пришлось– игривый волк пробежался перед ним в тридцати метрах и начал свой танец смерти.
«Наверное, людоеды так танцуют над жертвой, прежде чем приступить к пиршеству», – Пугачева, который преступил черту, за которой человека считать человеком сложно, перед угрозой стать жертвой самому, посетила эта неуместная мысль. Себя он к представителям племен каннибалов не причислял– ведь он же выживал, ему это было необходимо для существования, значит оправданно.
Пугачев прицелился, задержал дыхание. Краешком глаз он видел какое-то шевеление сбоку, наверное, волки подступали к нему со всех сторон. Когда волк, танцуя, приблизился до пятнадцати метров, Пугачев выстрелил. Тяжелая картечь не дала никаких шансов игривому волку – он подпрыгнул и упал навзничь. Пугачев быстро сел и выстрелил по шевелящимся теням убегающих волков. Вместо выстрела прозвучал странный хлопок и стволы ружья разошлись в разные стороны. Очевидно, в один из стволов попал снег и замерз, образовав пробку, что и вызвал разрыв ствола. Пугачев с ужасом разглядывал ружье, плохо соображая, что произошло. Потом откинул в сторону уже ненужное оружие,
