раковин… И только одна латимерия безучастно лежала в глубине грота, словно всё происходящее не имело никакого отношения к ней.
Когда уровень воды в океанарии сравнялся с высотою пола каюты, а до дна бассейна оставалось немногим больше метра, насосы прекратили работу.
Рам Чаран и двое русских учёных принялись отвинчивать крышку люка, вделанного в стенку каюты рядом со стеклом океанария.
— Мы перенесём животное в шлюзовую камеру, — сказал Рам Чаран, первым пролезая в люк. — Оттуда оно само выберется на свободу.
По пояс в воде, трое учёных подошли к гроту. Латимерия не шевелилась. Они без труда вытащили её из убежища и, придерживая у дна бассейна, потянули к стене, в которой находилась заслонка шлюзовой камеры.
Заслонка начала открываться…
Тут я заметил в руке Рам Чарана блестящее металлическое кольцо. Меня удивило — зачем оно ему понадобилось. Но прежде чем я успел что-либо придумать, голову латимерии приподняли и Рам Чаран ловким движением продел кольцо сквозь жабру, словно серьгу в ухо. Обессиленное животное покорно вытерпело и это. Оно только широко открывало рот, словно силясь что-то сказать. Оно задыхалось…
— Зачем ей серьга? — с недоумением спросила Нкале стоявшего рядом Сеггриджа.
— На серьге надпись, — ответил он, — «РУСЛАН» и номер. Это как паспорт. Теперь, если её кто-нибудь снова поймает, он будет знать, чья она, где и когда выпущена.
— Так метятся рыбы, звери и птицы, за которыми ведут наблюдения, — пояснил Академиков. — Только зверям кольцо продевают в ухо, а птицам надевают на ножку. Кольцевание позволяет определять сроки их жизни и пути передвижения.
Пока мы разговаривали, трое учёных перевели латимерию в шлюзовую камеру. Когда они вышли обратно, заслонка опустилась. Выбравшись из бассейна, они задраили люк. Включили насосы. Океанарий снова начал наполняться водой.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
в которой мы прощаемся с целакантом, а Нкале получает великолепный подарок.
Океан ослепительно сверкал. Было жарко и душно. Даже деревянные части корабля обжигали руки.
Свесившись через борт, мы смотрели вниз — туда, где в бегущей воде призрачно переливалась окрашенная суриком ярко-красная крышка наружного люка шлюзовой камеры.
— Ну, скоро уже? — нетерпеливо спрашивала меня Нкале, будто я знал.
Но вот люк открылся. Путь из шлюзовой камеры в океан был свободен. Застрекотали киноаппараты.
Мы напряжённо всматривались в темноту, ожидая появления латимерии. Но проходила минута за минутой, а латимерия не появлялась. Неужели мы опоздали, и животное погибло?!.
Рам Чаран, наконец, не вытерпел.
— Акваланг! — отрывисто попросил он. — Нужно спуститься к ней и посмотреть, в чём дело…
Матрос принёс маску со стеклом, ласты и кислородный баллон. Быстро надев на себя всё снаряжение, Рам Чаран прицепился к тросу, который свешивался со стрелы грузовой лебёдки. Стрела перенесла его через борт. Через минуту ноги смельчака уже коснулись поверхности воды над входом в шлюзовую камеру.
Но прежде чем он успел нырнуть в зияющее под ним отверстие, оттуда появилась латимерия. Она словно специально дожидалась этого момента, чтобы проститься с Рам Чараном.
Фонтан брызг окатил учёного с головы до ног. Смуглое тело человека и синеватое тело необычайной рыбы на мгновение соприкоснулись. В последний раз блеснула на солнце алюминиевая серьга, продетая сквозь жабру целаканта, и загадочное существо, плеснув хвостом, исчезло в беспредельной пучине.
— Счастливого пути!.. До свидания!.. Прощай!.. — кричали мы, размахивая руками.
Рам Чаран поднялся на палубу.
Надевая штаны, он вдруг с недоумением похлопал себя по карману. Потом сунул в него руку и вытащил что-то похожее на маленькое игрушечное деревце. Но это не было деревцем. Бесчисленные отверстия и канальцы пронизывали причудливо разветвлённый обломок камня, придавая ему вид затвердевшего кружева тончайшей работы. Бее залюбовались им.
— О!.. — только и смогла вымолвить Нкале. — Кто это сделал?
— Коралловые полипы, — ответил Сеггридж. — Это обломок их колонии.
— Но как он очутился в моём кармане? — с недоумением воскликнул Рам Чаран. — Погодите… Ну да!.. Наверно, я отломил его, когда цеплялся за риф около нашего острова!.. А потом…
— Ещё бы! — кивнул Сеггридж. — Потом вам было уже не до этого.
Нкале протянула руку к кораллу.
— Я возьму его на нашу планету, — сказала она. — Можно?
— Это будет для меня большой честью, — ответил Рам Чаран, сложив на груди руки и наклонив голову. — Благодарю.
Я начал незаметно ощупывать свои карманы, надеясь тоже найти что-нибудь; к сожалению, кроме блокнота, карандаша, носового платка и ножика, там ничего не было.
Надев сюртук, Рам Чаран отправился в кают-компанию, чтобы поесть — впервые за двое суток.
Академиков подозвал меня и Нкале.
— Впереди по курсу — земля, — объявил он. — Видите, там серебристое облачко и отблеск в небе? Это над атоллом…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,
в которой рассказывается о коралловых полипах, атоллах и кокосовых пальмах. Нкале летит навстречу Кагену, а «человек за бортом» — это я.
Радостная весть пронеслась по «РУСЛАНУ»: как только мы подойдём к атоллу, будет сделана очередная научная станция. Стоянка продлится несколько дней, чтобы учёные могли провести большую серию исследований.
В лабораториях и на палубе корабля началось оживление — все готовились к предстоящей научной станции.
Только мы — гости «РУСЛАНА» — не были заняты никаким делом.
Вооружившись биноклями, мы стояли на носу корабля, всматривались в беспредельный голубой простор — туда, где должен был показаться атолл, приютивший «ГОЛУБУЮ КОМЕТУ». Его ещё не было видно. Лишь далеко впереди, в синем небе, серебрилось лёгкое облачко. Оно как будто светилось.
Академиков рассказывал нам о коралловых полипах — великих строителях тропических островов и рифов.
Представьте себе животное вроде крохотного цветочка. Только вместо лепестков у него короткие тонкие щупальца, окружающие круглую дырочку-ротик. Когда-то эти щупальца, наверно, считались ножками, потому что слово «полип» по древне-гречески значит — «многоногий». Однако ничего общего с ножками щупальца не имеют, а нужны животному лишь для того, чтобы захватывать пищу и отправлять её в рот.
Передвигаться коралловые полипы не могут. Тельце каждого полипа спрятано в твёрдую, похожую на трубочку, известковую оболочку, которую он сам себе строит из растворённой в морской воде извести. Эта трубочка становится частью его тела — наружным скелетом. А внутреннего скелета у него нет.
Когда на боку у первого полипа вырастает второй, он
