поморщился князь Дмитрий, получив письмо из Троице-Сергиевой обители. – Торопит: пора-де и выступать к Москве! Она-де всем голова! Как будто мы не знаем этого!.. И ещё: возлюби ближнего, как самого себя! Какое лицемерие!.. Они сами там, по монастырям, передрались между собой! А тут поучают!..
Он не заметил, что говорит, как тот же Кузьма.
Он устал от склок и дрязг, которыми жил Ярославль последние месяцы. Хотелось чистоты, забыть в походе, на природе, о том, что происходило здесь. В этот день он обошёл полки, стоявшие постоем на посаде и в самом городе. То, что он увидел, насторожило его. Всюду была скученность, вонь от нечистот. Ополченцы, грязные, немытые, выглядели неважно, появились завшивевшие.
– Кузьма, надо расселить ратных куда-нибудь! – вернувшись в приказную, отдал он распоряжение Минину. – Хотя бы по ближним деревенькам!.. И как можно скорее!..
Но они опоздали с этим. В начале мая появились первые больные. Затем их число стало быстро расти. Какая-то зараза, похоже, стала перекидываться из одного полка в другой. В полках запаниковали, когда в один день сразу умерло несколько человек. Из города побежали те, кто не выдержал, испугался.
– Поветрие!.. Зараза! – пошло гулять по полкам.
В Ярославле стало тревожно. И не только в полках, но и среди жителей тоже. К середине мая уже едва успевали хоронить умерших. Началось повальное бегство из города.
Князь Дмитрий собрал воевод, взял с собой Минина и дьяков и пришёл в храм Святого пророка Ильи, на площади города.
– Батюшка! – обратился он к протопопу. – Тебе не нужно говорить, что творится с ополченскими! Как помочь людям?! Остановить поветрие!.. Помогай! И из иных церквей призови для службы!
– Хорошо! – согласился протопоп. – Проведём крестный ход! Отслужим молебен! Да поможет нам Господь!.. И да будет суждено свершиться праведному делу!..
И вот из храма пророка Ильи выступила процессия духовных и ополченских. Несли икону Спаса, синолойные [13]кресты, пели псалмы… От храма процессия двинулась в сторону воеводской избы. Прошли мимо церкви Иоанна Златоуста. Там ударили в колокола, к процессии присоединились ещё горожане, священники. Мимо воеводской прошли дальше, к церкви Леонтия Чудотворца, затем к стоявшему тут же собору Успения Пресвятые Богородицы. Там их тоже встретил перезвон колоколов. Оттуда, повернув направо, прошли мимо церкви Торской Богоматери и далее повернули к церкви Николы Рубленого. Везде их встречали и провожали колокольным звоном. У каждой церкви к процессии присоединялись всё новые и новые священники, с иконами послушники, монахи, простые горожане, посадские, крестьяне. Процессия росла, удлинялась, превращалась в людской поток, набиравший силу против морового поветрия, чтобы всем миром одолеть его… Прошли Подзеленские ворота, затем мимо дворов, поставленных в каком-то пьяном беспорядке. От церкви Архистратига Михаила они повернули снова направо и двинулись к монастырю Преподобного Феодора, обошли вокруг него. После этого процессия направилась к Углическим воротам, выходящим на посад. За этими воротами они обошли вокруг церкви Рождества Богородицы, а уже от неё пошли к церкви Богоявления Господня. Вот только теперь процессия начала обходить посадские постройки, на которых разместились на постой полки ополчения.
Яков Тухачевский и Михалка Бестужев со своим двоюродным братом Никитой Бестужевым, а к ним пристали и все их приятели, смоленские, затесались в процессию ещё у воеводского двора. И сейчас они наблюдали, как батюшка из храма Пророка Ильи кропил и кропил каждое строение, каждый двор и избёнки, что попадались им на пути. А за ним едва поспевал юный отрок с ведёрком святой водицы…
Обойдя посад, затем крепостные стены города, процессия вошла в город через Семёновские ворота и по Пробойной улице вернулась назад, к храму Пророка Ильи.
Смоленские служилые изрядно устали оттого, что пришлось тащиться вокруг всего города и по посадам. Постояв, поговорив ещё немного у воеводской избы, издали наблюдая, как Пожарский даёт какие-то распоряжения собравшимся вокруг него начальным людям, они гурьбой двинулись уже ставшим для них привычным путём к себе, на посадские дворы.
Через неделю мор пошёл на убыль. А ещё через неделю прекратился совсем.
Выбрав время, князь Дмитрий и Кузьма пришли в храм Ильи. Поблагодарив батюшку за помощь, они передали ему небольшую сумму на храмовые расходы.
– Всё, что можем, – извиняясь, сказал князь Дмитрий. – Сам понимаешь, отче, нужда в деньгах в ополчении великая!
– Благодарю, Дмитрий Михайлович, – сказал батюшка. – А на эти деньги поставим церковь ему, нашему Спасителю…
Князь Дмитрий и Кузьма простились с протопопом, вышли из храма, остановились.
– Сейчас каждый поп, каждый монах нам в помощь! – здесь, наедине, без батюшки, стал наставлять князь Дмитрий Кузьму, зная его старую неприязнь к монахам и попам. – Возьми-ка лучше и поставь часовенку вот здесь! – топнул он ногой по земле. – В память об избавлении от мора! Не жди, пока батюшка примется за это! Тот может и потянуть…
– Хорошо, – сказал Кузьма.
То, что он обещал, он делал сразу же.
Часовенка, Спас Обыденный, была срублена в один день. Стоит она и до сих пор на том же месте, где топнул по земле князь Дмитрий, в центре древнего кремля, против Демидовского сада. Надпись на ней гласит, что здесь прославилась исцелениями в 1612 году икона Спасителя, когда в войске князя Пожарского разразилась эпидемия.
* * *
Первого июня вернулся из Новгорода Татищев. И сразу же озадачил весь совет сообщением о смерти шведского короля Карла IX. Это была новость, которая меняла многое в планах ополчения. На королевича Густава-Адольфа теперь рассчитывать не приходилось. Только на его брата, Карла Филиппа.
– А тот-то, второй, ещё мал! Как и Владислав!.. От шведов добра нечего ждать, – заключил Татищев после того, как сообщил подробности переговоров с новгородскими властями. – Ни король, ни королевич по сей день в Новгороде не бывали. Только обещают…
– Как и поляки, как тот же Сигизмунд! – подал реплику Пронский. – Ни полякам, ни шведам – веры нет!
– Князь Иван там, в Новгороде, совсем рехнулся! – резко отозвался Морозов об Одоевском, воеводе Великого Новгорода.
В этот день ничего не было решено. Дело с королевичами повисло в воздухе.
Князь Дмитрий и Кузьма после совета направились к себе. По дороге разговорились. Кузьма был против иноземного принца в Москве. Князь же Дмитрий был человек «земли», вообще не хотел ничего иноземного, но считал, что «земля» успокоится только при природном государе… А где его взять, если нет своего, природного? Вот и получается, что придётся кланяться, звать со стороны… Но здесь, в Ярославле, они уже ничего не решали в одиночку. То осталось в Нижнем. Здесь же был совет «всей земли». И в нём было много из боярских кругов.
– Опять иноземца хотят на Москву! Что за люди! – тихо выругался князь Дмитрий.
Это не удивило Кузьму.
