не такое уж и благо.
Пыль сверху заструилась, выплёвывая в меня силуэт — какой-то смельчак, вознеся над головой двуручный топор, прыгнул на меня с верхнего этажа. Я даже не стал уворачиваться, подставив топорище под удар, а другой рукой перехватил противника за горло и подтянул к себе, заглядывая в ошалевшие от страха глаза.
— Что, кнезовых служанок в саду лапаем? — ощерился я.
Тот даже сопротивляться забыл, вытаращившись, словно на призрака.
— Ты кто такой⁈ — только и просипел дружинник. Он был без шлема и с перемазанным грязью лицом.
— Сам не знаю, — буркнул я и, развернувшись, отбросил его в самую гущу потасовки.
Пыль стала рассеиваться, и её снова стали рассекать стрелы и магические шары. Медоёж рванул в сторону, желая побыстрее оббежать побоище.
Когда мы достигли развороченной плиты, всего пару минут назад прикрывавшей вход в секретный лаз, нам перегородило путь три воина. Они спрыгнули сверху, успев преодолеть сразу два полуразрушенных этажа, и замерли.
Я чувствовал их стальной взгляд сквозь узкие прорези в шлемах. В искрящихся серебром тяжёлых кольчугах, с шипастыми булавами в обеих руках у каждого, и в глухих шлемах, они казались непреодолимой стеной.
— Инем… власа… бреж…сдася! — отчеканил закованный в чешуйчатый металл рыцарь.
Притормозив, медоёж оскалился и зарычал во всю глотку, но три воина даже не шелохнулись. Надо признать, в своём облачении они могли поспорить размерами со мной, с бросским варваром. Но росточком всё равно не доставали.
Я усмехнулся:
— Не расслышал чего-то.
Центральный переглянулся со своими, потом повёл плечами, и, глубоко вдохнув, рявкнул:
— Именем Павлоса Солебрежского…
Не дослушав, я скатился со спины медоежа и просто воткнул ногу в грудь говорящему. Он бы не был хорошим воином, если бы пропустил этот удар… Противник отскочил, намереваясь пропороть мне стопу шипастой булавой, остальные бросились с двух сторон.
Сгруппировавшись, я нырнул под булаву первого, чувствуя, как острые шипы сдирают мне отдельные колечки брони на спине. Всем троим показалось, что я пытаюсь проскочить мимо них и рвануть через секретный лаз, куда ушёл Сидор…
Ну, я вполне бы мог так сделать. Вот только не оставлять же медоежа одного с этим зверьём?
Поэтому, кувыркнувшись вперёд, я выставил ногу, резко бросаясь вбок. Мне нужно было, чтобы противники в какое-то мгновение оказались на одной линии. И, к счастью, наличие разъярённого медоежа сбоку очень помогло.
Отскочив в сторону и развернувшись, я выставил вперёд руки, снова уплотняя «огненный щит» перед собой. А потом резкий призыв Тьмы во всю мысленную глотку, и лютая концентрация бросского огня — весь, весь до капли только в щит! И двинуть его вперёд…
Чуть сверкнуло Червонное Кольцо на пальце — чёрное, горящее багровым, почти кровавым цветом. Тут же всех троих смело, будто тараном, и так впечатало в потрескавшуюся стену, что я от неожиданности сразу развеял заклинание. Как бы не убить!
Нет, лишь одного взгляда мне хватило, чтобы сообразить — живы. Их спас доспех.
Нахлынула эйфория — а ведь я, когда был Десятым, одним движением руки мог плющить врагов об стены. Уплотнённая Тёмная Аура, слушаясь мою мысль, ломала даже самые крепкие доспехи.
У меня закружилась голова. Я покачнулся, успев с досады подумать, что выиграл сражение, но проиграл войну… как меня подхватил медоёж, подставивший морду. Я плюхнулся на него, и яркий солнечный свет вдруг сменился темнотой — зверь сразу нырнул в тоннель и попёр вперёд, особо не озадачивая себя.
Сзади послышались голоса, кто-то нырнул в проход вслед за нами. Но медоёж, глухо зарычав, вздрогнул, и почти сразу голоса сзади оборвались предсмертными криками. Мне почудилось, или я услышал какой-то свист?
Через несколько секунд я вполне очухался, в который раз думая, как же хороша бросская кровь. Вот так набьют морду, поломают, всего полчаса, и снова как огурчик! А уж что такое похмелье, броссы наверняка не знают.
Из-за того, что я из-за слабости некоторое время валялся на морде зверя, он то и дело шарахал меня об стену, втыкаясь в балки подпорок. Так можно было их снести, и мы бы оказались заваленными под землёй, поэтому я подтянулся и быстро перелез на своё импровизированное седло.
Как медоёж это делает? Когда с ним сражаешься, он колючий, словно адский кактус. Но когда на нём едешь, все иголки приглажены одна к другой.
— Надо бы тебе имя какое дать, — я похлопал его по спине, — Подходящее…
Поморщившись, я подумал, что варварские мозги не могут придумать ничего отстроумного. Сюда бы принцессу Дайю — лучевийская девчонка дала Кутеню имя за одну секунду, и оно как нельзя лучше подошло церберу.
Я хмыкнул при этой мысли. Десятый, а не ты ли был в гневе от её самоуправства? А теперь, посмотри-ка, уже нахваливаешь.
* * *
Тоннель совершенно неожиданно закончился светящейся листвой, закрывающей выход. Но, не добежав всего несколько шагов до него, я приказал медоежу остановиться.
Ну, как приказал… Я только подумал, что впереди может быть ловушка, как зверь сам притормозил и резко наклонил голову. Причём пригладил иголки так, что я соскользнул вместе со своим седлом.
Медоёж высунул язык чуть ли не до пола, и даже плюхнулся на брюхо, пытаясь отдышаться. Такая пробежка на пределе сил далась ему нелегко.
— Так вот ты какой, указующий Лиственный Свет, — усмехнулся я, уставившись на листву. На самом деле это солнце пробивалось через закрывающий выход кустарник, но кого волнуют такие мелочи?
Подумав, я сложил порванный доспех, служивший мне подстилкой, в куль и, размахнувшись, метнул изо всех сил в листву. Тут же сверкнула вспышка, и целая огненная стена сожрала и летящий свёрток, и весь кустарник. Я даже прикрылся рукой от пыхнувшего в лицо жара.
Сил у меня особых не было, но одно дело — защищать только себя, и совсем другое распылять его ещё и на медоежа. Поэтому, сделав зверю жест ждать, я направился вперёд, окутав себя «огненным яйцом». Когда не творишь с этим заклинанием ничего особого, оно
