Внезапно ими обоими овладело чувство неловкости, они смутились, а он напрягся еще больше. И словно почувствовал себя неуверенно.
— Спасибо тебе, — произнесла Чейенн.
— Вот уж не за что. Не забывай, что Джереми и мой сын тоже.
Но сегодня Чейенн хотелось, чтобы он думал только о ней.
— Я очень сожалею, что наши отношения сложились таким образом. Всю жизнь меня одолевало честолюбие. Мне надо было всегда быть первым. Для Мартина места в душе не оставалось, может быть, именно поэтому...
— Ах, оставь...
Меньше всего ей хотелось в этот день говорить о Мартине.
И совершенно понятно, почему. Она всем обязана только Каттеру.
И она обещала ему.
А чувствовать нечто большее, чем благодарность, чрезвычайно опасно.
— У меня нет слов, чтобы отблагодарить тебя, — снова начала она.
— Слова мне не нужны.
— А что тебе нужно? Быть может, одеяло или... Или подушка? Извини, я вчера как-то не подумала. Все эти вещи лежат в коридоре, как раз напротив, и я...
— Да нет, что ты, все необходимое у меня есть.
Она повернулась, чтобы уйти.
— Подожди, — прошептал он. — Я сорвал этот цветок для того, чтобы воткнуть тебе в волосы. Ты знаешь, чего я хочу. — Он поднес цветок к носу и вдохнул его аромат. Чейенн замерла. — Иди сюда. — Она продолжала стоять, колеблясь. — Ну пожалуйста, — повторил он.
Это «пожалуйста» одиноко повисло в тишине. Но никакой поток слов не мог бы быть выразительнее его молчания.
И вдруг она вновь ощутила себя нетерпеливой девочкой на обвеваемом зимними ветрами острове, под натиском которых пригибались золотистые травы. Девочкой, которую он полюбил всей душой.
Его горящий взор притягивал к себе. Чейенн почувствовала такое же сильное влечение к нему, как тогда, на острове, когда он поднял доску, а она страстно желала, чтобы он разбил стекло и любил ее сильно и долго.
А как тогда распустились цветы на дюнах! Зима вдруг уступила место лету.
С сильно бьющимся сердцем Чейенн развязала золотистый шнурок халата. Лицо ее горело, глаза сияли, будто освещенные каким-то внутренним огнем. Она вынула заколки из волос, и поток благоухающих золотистых прядей стек по ее плечам. Халат упал наземь, обнажив голые ноги. В абсолютной тишине Каттер пожирал жадными глазами пышные формы ее тела.
Два дня и две ночи они оба жили в предельном напряжении. Все их мысли и поступки были направлены лишь на то, как защитить их ребенка. Он проявил к ней бесконечную доброту и терпение. И дал недвусмысленно понять, что желает ее.
Теперь она должна выполнить свое обещание.
— Иди сюда, — снова прошептал он охрипшим голосом.
Она приблизилась к кровати и присела на краешек.
Какое-то время они продолжали так сидеть — двое в мире абсолютной тишины. Затем он протянул ей цветок, который она нерешительно воткнула себе в волосы. Они продолжали молчать. Наконец она дотронулась кончиком пальца до его губ и дрожащей рукой провела по его носу.
Одного этого прикосновения было достаточно, чтобы она вновь ощутила магическую связь между ними. Глубоко вздохнув и закрыв глаза, Чейенн, как слепая, водила пальцами по лицу Каттера.
Вот его твердая щека, вот шелковые волосы! Как она по нему тосковала! Целых долгих семь лет!
— Ты нашел Джереми! Ты вернул моего сына домой!
— Нашего сына! — вздохнул Каттер.
— Да.
— Повтори!
— Нашего сына!
— Разве это было так трудно? — улыбнулся он.
— Благодаря тебе мы в безопасности! — При этих словах она ощутила, как он весь напрягся.
— Мы добились этого вместе.
Кожа у него была теплая и гладкая, черные волосы на ощупь напоминали шелк. Прекратить его гладить ей не под силу.
— Ну, будет, — выдохнул он напряженно, ловя ее кисть. Он поднял покрывало, и она ничуть не удивилась, увидев, что он совершенно раздет. Он притянул ее к себе, обнял руками и ногами и прижал к сильному мускулистому телу, ожидая, когда их желание станет невыносимым.
У Чейенн никогда не было другого любовника. И как она ревновала Каттера! Но он никогда этого не узнает!
— Итак, ты предлагаешь мне себя, как жертвенного барашка? Не иначе как считаешь меня негодяем, способным требовать сексуального общения в награду за услугу.
Чейенн, опустив глаза, осененные длинными ресницами, ничего не сказала в ответ.
— Иначе ты бы не пришла ко мне? — настаивал он.
Она закусила губу и продолжала молчать.
Он, улыбаясь, провел рукой по шее Чейенн, внимательно наблюдая за тем, как она вздрогнула всем телом.
— Тебе же ведь это не нравится, да? — Он провел руками между ее грудями, снова улыбнувшись тому, что и это движение вызвало у нее дрожь. — Ты, выходит, не тосковала по моей ласке? Не желала ее, как желал я?
— Чего только ты не скажешь!
— Я знаю, что говорю.
Желая заставить Каттера замолчать, она накрыла его рот поцелуями, но это лишь подстегнуло его.
— Вот видишь! — прошептал он. — Ты хочешь меня. Признавайся.
Чейенн с оскорбленным видом отвернулась.
Но, когда его рука скользнула по ее груди, накатившая на нее горячая волна чувственности заставила ее тело выгнуться дугой.
— В таком случае, почему все растения у тебя во дворе и в саду распустились пышным цветом?
— Потому что я хороший садовник. — Она таяла от блаженства, чувствуя на себе его руки.
Никогда, никогда она не признается ему, что, как ни стремилась забыть его, ей это никак не удавалось. Ибо его душа — потемки. Он таит в себе смертельную опасность для нее. Он совсем не тот мужчина, которому умная женщина станет рассказывать о своих мечтах или выворачивать душу наизнанку.
Каттер закрыл ее рот своими губами, и непреодолимое желание обожгло обоих невыносимым жаром. Она возвратила ему поцелуи. Губы ее двигались все ниже и ниже по его торсу и остановились там, где было слышно гулкое биение сердца.
— О Боже, Чейенн! — Притянув к себе, Каттер сжал ее в объятиях. И вокруг них словно разлился солнечный свет.
— Все эти годы, Чейенн, пока ты жила с Мартином, я был как в аду! — лихорадочно стал объяснять Каттер.
Ей очень хотелось спросить, что он хочет этим сказать, но она не решилась, лишь обвила его руками. Подумать только, ведь она была уверена, что он не переживает из-за их разлуки! Во всяком случае так, как она.
— Я тоже, — прошептала она наконец. И замолчала, с новой силой ощутив связывающие их узы, каких не знала ни с кем никогда. — Более того... Я тебя ревновала... К другим женщинам...
