им уже нечем будет наполнять себя, – оборвала его Хельга.
– Ты далека от понимания происходящего!
– Конечно, мне не хватает каких-то трёхсот лет жизни до того, чтобы обрести твою мудрость, – язвительно ответила она.
Одновременно их взгляды остановились на огромной надписи, занимавшей всю стену дома: «Талас – наш новый бог?»
– Кажется, теперь я понимаю, что привело тебя в Доринфию, – сказала Хельга. – Ты сбежал из Бантолии!
– Даже не хочу отвечать…
– И не надо. Правда у тебя перед глазами… Местные начали считать богом тебя!
Талас ускорил шаг, но Хельга его догнала.
– Всё правильно, ведь людям надо в кого-то верить, – продолжила она. – А ты, наверно, попросту испугался… Ты испугался ответственности!
Лицо Таласа залилось краской. Он на секунду остановился и, махнув на Хельгу рукой, молча зашагал вдоль улицы, пропахшей нечистотами. Жрец не думал, что спутница способна понять его сейчас. Хотя когда-то они отлично понимали друг друга… Хельга изменилась и, наверно, имела право «не слышать» его. Впрочем, Талас сам не был расположен рассказывать ей о своих терзаниях. Он так и не смог понять, почему бантолианцы равнодушны к силе бесконечной Вселенной, и действительно сбежал, чтобы не стать новым Архисом.
Хельга также молча шла следом, иногда читая бросающиеся в глаза фразы: «Ни в чём себе не отказывай и сдохнешь счастливым!», «Вы все уроды». Нечто подобное она слышала из уст бандитов, но чаще всего они говорили такое в хмельном запале. Однако бантолианцы, даже если написали всё это в состоянии помутнённого рассудка, почему-то не стремятся стереть, замазать грязную хулу и вернуть городу прежний опрятный вид, предпочитая каждый день видеть скверну. Воительница смогла не думать о том, что увидела, лишь когда оказалась в седле своей паломы.
Талас лишь упомянул о похищении Женевьевы, и паломчий без труда дал им второго прыгуна для путешествия в Саматронию. После удручающей картины бантолианского города тропическая страна казалась островком красоты и счастья! Их встретили улыбчивые и добродушные люди, готовые прийти на помощь. В их спокойных взглядах светилось тепло и милосердие, и это было особенно заметно на контрасте с озлобленными бантолианцами, потерявшими бога и себя.
Паломы не прыгали по городу, они мелкими, чуть неуклюжими шажками продвигались по улицам, и наездники могли видеть, как саматронцы ведут оживлённые беседы в дружеском кругу за чашкой розового чая, развалившись на коврах во дворе под пальмами. На каждом шагу им с доброжелательными улыбками предлагали отведать диковинных фруктов и сладостей. Улицы наполняли всевозможные певцы и музыканты, и мелодия, кажется, лилась отовсюду, проникая в сердца людей чарующими трелями зурны, глухими ударами думбека, звоном ликусии, чуть заунывной унтры и тягучими саматронскими песнями, хотя, как поняли гости, никакого праздника те не отмечали.
– Взгляни на них, – сказала Хельга, заметив хмурое выражение на лице Таласа, – разве они похожи на рабов, желающих освободиться от власти своей богини?
– Ты не знаешь, какое насилие им приходится терпеть, – ответил санторий. – Нарсахет разрешает женщинам иметь сразу несколько мужей, и мужчины должны мириться с этим! Местным жителям запрещено есть мясо копытных и носить одежду тёмного цвета. А в полдень они обязаны бросить дела и возносить молитвы своей богине в течение часа! Саматронцы даже не представляют себе, что их жизнь может быть другой!
– Сотни лет их предки поступали так, соблюдали устои и традиции, что завещала им богиня. И не думаю, что кто-то из них, – Хельга обвела широким жестом людей на улице, – ощущает себя обделённым. Посмотри, им же всё это нравится! Они совершенно счастливы и живут в мире с собой и своей верой. Разве не это единственно правильный образ жизни?
– Какая утопия! – оживился Талас и вдохновенно продолжил: – Каждый из них хотел бы что-то изменить и жить согласно своим желаниям. Но за саматронцев уже всё решено – Нарсахет указывает им, как следует жить!
– Почему это плохо? В каждой семье царят свои порядки, за детей решают родители, когда им надлежит спать, во что одеваться и как проводить свободное время. Саматронцы, как и доринфийцы, считают себя детьми богини, которая заботится о них. Наши страны, как семьи, – все разные, и в каждой свои правила, законы!
– Пока люди будут считать себя неразумными детьми, им придётся терпеть чужую опеку и втайне мечтать о том, чтобы стать взрослыми! Я могу помочь саматронцам и доринфийцам повзрослеть.
– Как помог бантолианцам? Мне показалось, что они глубоко разочарованы, а вернее, растеряны. Им не нравится быть взрослыми. Они чувствуют себя брошенными, а самое неприятное в том, что их никто не бросал!.. Хотя тут я, кажется, не права – их бросил ты!
Талас вновь помрачнел и заставил свою палому ускориться.
Животные, не поднимаясь выше крыш одноэтажных хижин, приближались к дому, где теперь жила Дарина, мать Арсения и Евсея. Женщина поселилась здесь со своим сыном с тех пор как покинула Фалидар.
Встретив гостей, Дарина сказала, что Евсей почти не выходит из храма богини Нарсахет, и направила их туда, угостив ароматной настойкой из лесных ягод.
– Евсей околдован поцелуем богини, он стал служителем её святилища! – сказала женщина с гордостью.
Хельга поблагодарила за угощение, искоса поглядывая на Таласа. Судя по презрительным взглядам, что он бросал на Дарину, санторий не только не разделял радости матери, он не верил в её искренность. Ещё бы, ведь женщина говорила с восхищением о чужой богине! Она легко уехала из Фалидара вслед за сыном, не боясь гнева Чарадис. Наверняка Талас посчитал это ещё одним доказательством того, что люди лицемерят, стараясь подчеркнуть свою преданность и любовь к существам, которые, по его мнению, ненасытные тираны. Хельга была близка к тому, что сейчас думал Талас. Он не сомневался: Дарина улыбается лишь потому, что ещё не поняла, на кого променяла богиню, чьи капризы хотя бы стали привычными.
Покинув хижину Дарины, они направились в храм Нарсахет. Тот располагался наполовину в земле и утопал в зелени. От него в разные стороны расходились тенистые аллеи, пленяющие на несколько часов любого, кто тут окажется. У прозрачных водоёмов с пёстрыми рыбками и миниатюрными водопадами гуляли саматронцы, черпая умиротворение, даримое природой. Над цветущими деревьями и кустарниками возвышался двойной купол святилища, поддерживаемый высокими колоннами, обвитыми лианами. Купол напоминал два цветка лилии, один над другим, а между ними пробивались ветви огромного дерева, растущего внутри храма. Купол святилища был полностью засажен цветами, и казалось, что весь храм богини Нарсахет состоит из живых цветов, лиан, зелени и деревьев!
Они двинулись по аллее, ведущей к главному входу и утопающей в тени вильвии. Стволы и ветви густо оплетали лианы. Гигантские жёлтые цветы с крупными лепестками сладко благоухали, раскачиваясь на тонких стебельках, а в густых кронах деревьев заливались птицы. Мимо, едва не задев Хельгу крылышком,
