Мы с ним так и не поговорили после того случая. А потом произошло это нападение, и я застряла тут. Но даже несмотря на все произошедшее, между нами чувствовалось напряжение.
– Вот только не надо, прошу, – обнимая её в ответ, сказала я.
– Как это не надо? Там не то, что академия, про тебя весь город говорит. И сам командир не отходил от тебя все те два дня, пока ты была в отключке.
– В смысле?
– В прямом. Нас не пускали, а он дежурил около твоей койки, как преданный пёс.
Значит, вот почему у него был такой усталый вид. Я думала, что он решал важные вопросы в связи с нападением, а он…
– Ты как себя чувствуешь? – прервал мои мысли Майкл.
– Намного лучше. Нога правда болит ещё, но уже могу ходить сама, – улыбнулась в ответ. – Расскажите, лучше, какие новости в академии и в самом городе?
– Из академии никто не пострадал. А вот из солдат… Пятеро погибли, семнадцать человек ранены, – затухшем голосом произнёс Кевин. – До жилой части города они не успели добраться.
С трудом переварив сказанное, задала ещё один вопрос:
– А отца вы видели?
Все переглянулись, видимо, поняв, что он так и не зашёл ко мне на протяжении всего это времени.
– Твой отец постоянно на совещаниях, связывается с другими городами и главным штабом в Нью-Йорке. Никто не понимает, как им получилось открыть ворота, – продолжил Кевин.
– Но на вышке стены никого не было. Это я помню. Проверила, когда заметила, что ворота открыты.
– Нашли два трупа за стеной, прямо около ворот, – сообщил Майкл.
Я не понимала. Как два хорошо обученных солдата могли оказаться за стеной. Ведь они были на вышке, а оттуда, как минимум надо спуститься, чтобы выйти за ворота. Остаётся вопрос, зачем? Зорги не могли забраться на стену, она слишком высокая для этого. Значит их что-то заставило спуститься. Но что? Чем дальше, тем больше вопросов, и ни одного ответа.
– Почему в центральной вышке никого не было?
– О, а это уже другая история, – воодушевленно начала Ибби. – Эти придурки, что дежурили в ту смену, один наелся чего-то перед ней, и не мог вылезти из толчка, а другой решил на пять минут уединиться со своей подружкой.
– А уединиться он не мог прям там?
– Побоялся, что его могут спалить. Говорю же придурки. Теперь их ждёт жёсткий выговор.
Вот это да. То есть из-за чужой глупости и безответственности, мы могли лишиться жизни, не произойди всё так, как произошло.
– Так что, считай, если бы ты не сцепилась со Стейси, тебя бы не поставили тогда в ночное дежурство, а значит, ты бы не нажала на тревожную кнопку. Поэтому не будь тебя там, неизвестно, как бы всё закончилось на самом деле, – подытожила Ибби.
Я не верю в судьбу, или во фразу «случайности не случайны». Всё зависит от наших решений и поступков. Только они приводят нас к конечному пункту, каков бы он ни был.
За всё время нашего диалога я заметила, что Питер не произнёс ни слова.
– Ладно, мы пойдём. Занятия никто не отменял, – обнимая меня, стала прощаться подруга.
– Вы идите, я догоню, – услышала голос Питера.
Ребята ещё раз попрощались и вышли из палаты.
Я посмотрела на него, собираясь сказать то, что хотела на протяжении всех этих дней, но он меня опередил:
– Прости меня.
– За что? – недоумевая, спросила я.
– За тот поцелуй. Я не должен был…
– Нет, это ты меня прости. Я не должна была давать тебе ту пощёчину.
– Ты всё сделала правильно.
– Пит…
– Я тогда не сдержался, а должен был, – переведя дыхание, он продолжил. – Ева, ты мне нравишься и очень. Я сам не понимаю до конца, что испытываю к тебе, но ты мне очень дорога.
– Ты мне тоже очень дорог, Пит. Ты мне, как родной брат. И я не хочу, чтобы ты обижался на меня или тебе было больно. Поэтому…
– Поэтому забудем тот поцелуй, будто его и не было никогда.
Робко обняв напоследок, он ушёл, оставив меня наедине со своими мыслями.
Через две недели меня наконец-то выписали. Переодевшись в чистую форму, потому что та, скорей всего непригодна для использования, вышла, прихрамывая из лечебного блока. Врач заверил, что хромота пройдёт. Было не сильно задето сухожилие, поэтому реабилитация проходит дольше, чем могла бы. И я смогу снова войти в привычный ритм жизни.
Придя в учебный корпус, всё было так, как и всегда. Жизнь кипела, занятия шли по расписанию. Будто и не было этого нападения.
– Всё, ну хватит! Майкл, Питер, Кевин, отпустите немедленно! – заливаясь смехом, скомандовала я.
– Серьёзно, ребят! У неё нога ещё не прошла до конца, – обеспокоенно проговорила Ибби.
Тут же аккуратно опустив меня на пол, начали задавать вопросы. Почему не сказала, когда выписывают, и чем меня кормили, что я стала такая худая.
– Там кормят хуже, чем в учебке, что ли? – поинтересовался Майкл.
– Да нет, так же.
– А почему тогда одни кости да кожа?
– Я откуда знаю, организм такой у меня.
– Да что ты к ней прицепился. При травмах и болезнях всегда так, – попыталась объяснить Ибби.
– Отец у себя?
– Да, он не вылезает из кабинета с самого нападения, – оповестил Кевин, потирая свои очки.
До этого момента не обращала внимания, что он в них.
– Где твои линзы?
– Жду поставки с Пятого города, старые уже износились, раздражают глаза.
– А разве не вчера должна была быть передача посылки?
– Из-за нападения, пока приостановили всю поставку.
– Понятно. Ладно, я пойду к отцу зайду.
– Хорошо. Мы в библиотеке будем. Приходи, как закончишь, – сказала Ибби.
– Окей, – ответив, направилась в сторону генеральского кабинета.
Keaton Henson, Ren Ford – Earnestly Yours
Постучав три раза, приоткрыла дверь. Папа сидел в кресле, откинув голову назад. Глаза были прикрыты, будто он спал. Но я знаю, что в данный момент, в его голове проносятся миллион мыслей. Не дожидаясь разрешения, зашла в кабинет.
– Пап.
– Ева? – встрепенувшись, он принял ровную позу.
– Меня выписали сегодня, вот пришла сообщить.
– Ты как себя чувствуешь? – соскочив со своего места, обошел стол, но не решился идти дальше.
Выглядел он плохо, словно постарел на десять лет. На висках проступила редкая седина, но она не портила его внешность, а даже, наоборот, предавала зрелой красоты. Мой отец красивый мужчина. Немудрено, почему Сицилия так крепко ухватилась за него. У него густые тёмно-каштановые волосы, и карие глаза янтарного цвета. На правой щеке виднеется шрам, который берёт своё начало у виска, и тянется до основания подбородка. История его возникновения, ещё одна тайна моего отца.
