по спине. Мне надо было собраться с немалым духом, чтобы прийти в себя.
Я умылся холодной водой. Мы выпили по таблетке от дикой головной боли и вышли из квартиры. На улице шёл точно такой же снег, как в день приезда Жиля. Автоматически, не соображая, я очистил запорошенную машину, и мы поехали в сторону больницы.
Мама сидела в холле с красным от слёз лицом. Мне с трудом удалось её поднять с диванчика. Она была невероятно тяжёлой, ноги подкашивались, руки болтались. Медленно мы дошли до машины, с большими сложностями удалось её усадить на высокое сиденье. Всю дорогу домой она молчала, глядя в одну точку.
По пути мы заехали в аптеку, где я купил разного успокоительного и сердечного. Как только мама вошла в квартиру, разразилась в рыданиях. Мы её пичкали всем, что у нас было, лишь бы успокоить. На какой-то момент она приходила в себя, а потом резко начиналось всё вновь. Наконец, она притихла. Видимо, лекарства подействовали, и она заснула, сидя на диване, где не так уж давно в обнимку была с Жилем. Я принёс подушку с пледом, тихонько уложил и укрыл маму.
– Церковные свечки есть? – спросила меня Таня.
– Да, вон там за иконкой.
Она поставила три свечи в стаканах с солью перед иконкой и зажгла спичкой. Перекрестившись на неё, стала шёпотом читать какую-то молитву, на слове аминь ещё раз перекрестилась. Присела ко мне поближе. Я был удивлён, но не возмущён. Наоборот, она, видимо, знала, что делает, а это хорошо.
Зазвонил телефон. Я взял трубку.
– Алло.
– Здорово, внучек! Мы приехали, уже дома. Как там Жиль?
– Умер.
– Ой, господи! Неужто? Да к как же, а? А я знахарку хотел уговорить полечить его. Поди Мари с Жаком убиваются?
– Они тоже умерли.
– Господи, да что ж это такое! Аж сердце защемило!
– Вы там с бабулей смотрите не помрите от переживаний.
– Мы сегодня же к вам выедем. Как Лена-то?
– Плохо, лекарств надавали, только что заснула.
– Держитесь там. Ой, Господи! Спаси, Бог!
– Пока, – ответил я в уже пикающую короткими гудками трубку.
Нетрудно было представить, что сейчас со стариками начнёт твориться. Сердечными каплями тут не обойтись. Не надо бы им ехать. Одно дело гостить на радостях, совсем другое в горести, не тот возраст. Я набрал Йошкар-Олинский номер.
– Да, – ответил дед.
– Вы не рвитесь приезжать.
– Уже не получится сегодня. У бабки сердце прихватило, отпаиваю. Если только завтра. Мать береги.
Положил трубку. Наверное, не до разговоров.
***
Честно говоря, не люблю я смотреть на похороны посторонних людей. Думаю и Вам, читатель, нет смысла вдаваться в процедуру захоронения французских родственников. Возможно, они для Вас стали не такими уж и посторонними, но вся эта тяжкая картина, думаю для Вас ни к чему. Так долго рвать душу не за чем. Важно ли, сколько рыдала моя мама? Интересно ли, как вывозили тела во Францию, сколько бюрократических преград пришлось преодолеть? Конечно, консул оформил маме и мне визы, мы присутствовали на похоронах, которые организовал управляющий дома Маршаль. Всё было по высшему классу со знатными присутствующими, пожелавшими проститься. Конечно, теперь на могилах установлены хорошие, но скромные памятники, как там принято. Родового склепа у них нет, всё просто, какими они были в жизни.
Лишь осенью мы сыграли свадьбу с Татьяной, когда маме стало легче после такого трагического начала года. Она сама нам предложила не тянуть с бракосочетанием. «Траур не может быть бесконечным», – сказала мама.
Свадьбу мы провели в клубе «Лагуна», там, где впервые с Татьяной встретились. К нам приезжали бабушка с дедушкой из Йошкар-Олы, родственники невесты из Харькова и Солнечногорска, немного друзей и подруг, из коллег была приглашена Светлана с мужем. Немногочисленно, зато душевно. Никого, как говорится, лишнего. Программа обычная: ЗАГС – регистрация, церковь – венчание, застолье, первая брачная ночь. После совместной почти годовалой жизни, для нас ничего удивительного не было. Всё воспринималось, как обязательный ритуал в подтверждение взаимных уз.
На следующий день нас ждало «свадебное путешествие» в Марсель. За два часа до отлёта мы получили визу Татьяне. Все родственники собрались в Шереметьево-2, чтобы проводить.
Вскоре наш самолёт подлетал к южному берегу Франции, низко паря над лазурным морем. Там было тепло и солнечно.
Нас встретил Жан – управляющий дома Маршаль.
– Мадам, месье, бон жур! – приветливо поздоровался он, подхватив нашу кладь.
– Бон Жур, – ответили мы.
Это был дом, из которого в январе мама и я провожали в последний путь едва обретённых близких родственников.
Мы заглянули на кладбище, возложили цветы к могилам.
Основная часть дома была на консервации с зачехлённой мебелью. Я просил Жана оставить всё в том же виде, так как мы не собирались в нём оставаться.
Заслушав финансовый отчёт управляющего о состоянии дел, я попросил выделить из гаража нам легковую машину, чтобы отправиться в путь дальше. Нас устроил двухместный кабриолет.
Татьяна восхищалась прекрасными французскими дорогами. Конечно, климат позволяет ремонтировать круглый год, земля не промерзает, как у нас, её не пучит вместе с асфальтом каждой весной.
Мы побывали в Монте-Карло княжества Монако, в Каннах, в Ницце, и направлялись в Париж, который я обещал показать Татьяне. Ей очень нравилось всё: природа, уютные города, отели и кафе. А главное наслаждение – Средиземное море. Ещё тёплое с песчаными пляжами и шезлонгами.
В столице Франции было не так тепло, как в южных городах. Шёл дождь, пришлось поднять крышу кабриолета. Ля тур Д`Эфэль, то есть Эйфелева башня, стояла, казалось, возмущённо на фоне серого неба в окружении не вяжущейся к ней архитектуры. Вид с её смотровой площадки восхищал красотой исторических улиц.
Вечером Париж осветился иллюминацией, стало веселее. Кафе заполнились народом. Кругом гуляли люди, не взирая на продолжительный дождь. Пестрили зонтики. Темнокожие товарищи повсюду ходили, предлагая со своих пиджаков-витрин всякие безделушки. Им тоже, видимо, погода не являлась помехой.
Утром засветило солнце, и мы отправились на Елисейские поля. Там покатались в карете, походили по великим дорожкам, где в своё время прогуливались королевские особы и другие известные всему миру люди.
Дворцы и замки удивляли нас талантливой архитектурой. Но были дворы, где нам было жутко оставаться более секунды. Не везде в Париже роскошь и красота, есть и разруха и нищета.
Татьяне очень нравилась французская кухня, её запахи.
Ле паризьен, то есть, парижане, выглядели любезнее москвичей. Подробно объясняли нам дорогу, где и что находится. Всё это сопровождалось неизменной улыбкой.
Самое удивительное, что Татьяна отметила для себя главное отличие от России не
