что тот сейчас попытается рвануть в побег.
– Короче, мой дорогой… хха, журналист Тонов. Он дал мне их адрес. Я взял родную «Сайгу», поехал по адресу, высадил дверь, и перешмалял и эту тварину и его отпрысков. Они как раз там наркоту в мешочки затаривали.
– Вы не обязаны давать показания против себя! – вскинулся адвокат. Согрин успокоил его одним лишь взглядом.
– Виктор Маркович, я не прошу вас строить мою защиту на доказательстве невиновности. Постарайтесь это сделать с опорой на мое чистосердечное признание.
Тут он слегка усмехнулся и в глазах его блеснул недобрый огонек.
– Но не раскаяние.
– Глупо это все, – сказал Тонов. – Вы сейчас оставили кучу работяг своей фирмы, она же навернется без нормального руководства. А у них семьи, дети… Не жалко? И в качестве депутата могли много чего сделать полезного. Нафига? Наняли бы меня, я б все устроил красиво.
– Ты мне льстишь. Не настолько уж моя личность играет роль в управлении компанией. Тем более что я оставлю ее в надежные руки. В связи с чем и вызвал нотариуса. Маргарита Петровна?
– Все готово, – сообщила нотариус, протягивая Согрину бумаги. Тот взял их, внимательно изучил, попросил ручку для подписи.
– Знаешь, Тонов, почему я позвал тебя?
– Написать красивую статью о заключении?
– Если ты напишешь, как реально все было, я буду только благодарен. В этом мире осталось еще много выродков, торгующих жизнями чьих-то детей. И если даже один из них, ознакомившись с этой историей, решит завязать, значит – статья твоя будет полезной.
Адвокат скривил лицо в негодовании. Профессиональная деформация звала его заставить клиента отрицать все начисто, заметать следы, путать следствие – лишь бы скостить срок, а лучше и вообще перевести его на условное заключение, представив дело аффектом или самозащитой.
– В общем, Тонов, присмотрелся я к теме. Думаю, ты тот человек, который сможешь вывести газету из того болота, в которое окунул ее Кулик. Смекаешь, о чем я?
– Неа, – отвечал Тонов, ковыряясь в носу.
– Треть газеты теперь твоя, – Согрин энергично расписался в бумагах, часть отдал нотариусу, одну протянул Тонову. Тот взял ее, перечитал, с удивлением произнес:
– Блядь!
– Это сейчас у молодежи вместо «спасибо», – пояснил Согрин адвокату и нотуриусу.
– Это больше, чем спасибо! – поправил его Тонов. – Это намного больше!
– Мда, похоже, в городе теперь властям станет веселее жить, – задумчиво сказал Согрин. – К счастью, это уже не моя забота.
На этом их свидание и завершилось.
18. Планерка и стрельба
Кулик с самого утра пребывал в очень мрачном настроении. Едва появился Карамышев, в очередной раз заикнувшийся по поводу суда по авторскому праву, поскольку у него своровали фотографии, он отчитал его последними словами и велел не беспокоить по пустякам.
– Да и сайт ваш пора прикрыть, а компьютерную девочку рассчитать и пусть валит на все четыре стороны! – прикрикнул он вслед выходящему из его кабинета фотокору. – Вот не было их, и проблем не было! А тут все к одному, то мэр звонит, орет благим матом, то его замша… А, вот и господин редактор пришел порадовать. Чем порадуешь?
– Чего это вы с утра такой злой, Сергей Феддеевич? – спросил Плашкин, подавая начальству стопку материалов, преимущественно от руки Тонова. Красавина в последние дни стала все чаще брать больничные и просто отпуски без содержания, глядя в потолок и мечтательно улыбаясь. Скомкав распечатки трудов нового, но уже довольно маститого журналиста, Кулик поднялся с места, прошел мимо Плашкина и демонстративно закрыл дверь кабинета на замок.
– А тебе не показалось изначально, что вот этот наш прекрасный автор… слегка как бы не тот, за кого себя выдает? – спросил заговорщицки Кулик Плашкина.
– То есть? – не понял редактор странного вопроса.
– Да звонил тут недавно господин Мокрушин… или Мокрецов… или как там его. Ну ты должен знать, такой весь из себя пиарщик от Бога.
– Или еще от кого, – кивнул Плашкин, поскольку про данного пиарщика был уже наслышан.
– Вииитя! – тут собственник поднял указательный палец к потолку и выпучил глаза для важности. – Кто бы он ни был, но информацию выдает как надо! Он сообщил, что наш господин Тонов та еще личность! Мошенник и проныра! Он настолько проныра, что все его проделки никто не мог просечь, пока он их не совершал! Может, он и у нас что-то такое затеял, а? Вот где ты его встретил вообще?
– Ну я упал с крыши, держался из последних сил, а тут он свисает… он промышленным альпинистом подрабатывал.
– И рано утром внезапно оказался на стене дома, – задумчиво произнес Кулик. Видимо, в его голове начали складываться отдельные пазлы в единую картину. – А что это за дом?
– Кстати! – оживился Виктор Плашкин. – Я не хотел вас особо пугать, это был ваш дом! Еще подумалось – вот если загремлю, это будет забавно выглядеть, вы выходите из квартиры, а тут родной редактор распластался.
– Ой какое совпадение, – всплеснул руками Кулик, будучи уже давно в курсе с какого именно дома падал его редактор. – А ты в курсе, что я навел справки у домкома – никто в тот день не заказывал высотных работ в моем доме? Этот твой господин Тонов внезапно оказывается у меня под окошком и что-то там устанавливает. Под видом работ. Прослушку или что-то еще подобное. И тут ты ему приятным бонусом…
– Что? – распахнул глаза от удивления Плашкин. – Вы хотите сказать, что он шпионил за вами, а потом нашел повод внедриться в газету!?
– Прям ловишь на лету, – похвалил Кулик. И не понять, реально похвалил, либо съязвил.
– А зачем это ему?
– Хороший вопрос, да? Я думаю, его Согрин подослал. Все неймется дуралею, думает, это я Вирхольма заказал тому дурачку с ружьем. Вот мне делать больше нечего!
– Вы поэтому тогда и решили дать Тонову задание написать статью, когда пришла та парочка алкоголиков гасить Согрина? – догадался Плашкин.
– Угу, угу. – невнятно признался Кулик, прикладываясь к кофе с коньяком. Хотя, скорее, это был коньяк с кофе. – Должен был я понять, откуда этот перец нарисовался? Сам по себе или под Согрина работает?
– И что в итоге выяснилось?
– Ничего. Не было похоже, чтобы Согрин его нанимал под меня копать. Тем более что не такой Согра человек… не такой.
Тут Кулик вздохнул. Плашкину даже показалось – с завистью. Глянул с тоской в окошко, за стеклом моросил мелкий дождь. Громыхнула гроза.
Потому они и не открыли дверь сразу, когда в нее требовально застучали – решили, будто это отголоски грома. Плашкин вопросительно посмотрел на шефа, тот кивнул, разрешая открыть кабинет. Это была Красавина. Возмущенная до предела, на что указывала растрепанная прическа, пунцовое лицо и сверкающие глаза.
– Здравствуйте! Я как раз пришла на Плашкина вам пожаловаться, Сергей Фаддеевич, и как хорошо, что он тут. Не придется говорить за его спиной. А почему это вы опять задвинули мои статьи и берете материалы только этого… любителя? Тонова!
– Почему? – переадресовал вопрос журналистки собственник редактору. Явно собираясь остаться в этом деле нейтральной стороной. Хотя лично давал распоряжение редактору притормозить творчество Красавиной, практически целиком состоящее из скопированных интернетовских текстов, дав преимущество Тонову – у того и язык оказался что надо, и темы интересные. Кроме того, требовалось выставлять предвыборные материалы от Согрина. Но обидчивой журналистке до этого дела не имелось: нет публикаций, нет гонораров, а значит – нет существенного куска зарплаты. А все намеки на копипасту из Сети она воспринимала в штыки. Тонкая душевная организация творческой натуры, что поделать.
– В связи с производственной необходимостью, – сквозь зубы заявил Плашкин.
– Ах вот как! – скривилась Красавина, которую явно не устроило подобное пояснение. – А я кажется догадываюсь… это все из-за той недомерки, которая спит с Тоновым и которую он притащил с собой делать сайт! Вы решили, что она вам будет и статьи писать лучше меня?
– Ну это было бы нетрудно, – раздался вкрадчивый голос Валиевой за ее спиной. Александра, компьютерная девочка, недомерок, хоббит и прочая, прочая, стояла в дверях в обнимку с Тоновым и смотрела на Красавину без тени злобы. Скорее – насмешливо. – А теперь пшла вон, серьезные люди будут говорить, не мельтеши.
– Чтооо? – взвыла Красавина, видимо, собираясь вцепиться сопернице по перу в волосы. Девушек разделил решительно шагнувший вперед Тонов. Он молча и торжественно протянул Кулику ксерокопию бумаги от Согрина, по которой треть газеты теперь принадлежала ему. Тот быстро прочитал ее, удивленно хмыкнул и воззрился на Красавину:
– Знаешь, что, дорогая.
