Представьте: есть я, и есть он с ростовым щитом. Я давлю на щит, всё сильнее и сильнее, пока его в какой-то момент не подводят руки, ноги или что угодно ещё. А теперь поправьте картину таким образом, что б давили не мои руки, а поток телекинетической энергии, способной автомобиль играючи перемолоть. Ну а сдерживает эту разрушительную мощь весьма эфемерная чужая воля, могущая отказать в самый важный момент…
— Активнее перемещайся по полю! Больше маневрируй, я же вижу, ты можешь! — Сквозь стрёкот, рокот, гул и грохот до меня всё-таки донёсся голос наблюдающего за тренировкой Троекурова-старшего. Очевидно стало, что он приложил немало усилий для доставки своего голоса прямиком в моё ухо. А что касается перемещений, то… я мог. Действительно мог. Но только ускорив сознание не втрое, а минимум в пять раз. Потому что иначе мне категорически не хватало контроля для того, чтобы летать, блокировать и сводить на нет все атаки моих «противников», при этом осмысливая их действия для дальнейшего использования всего подсмотренного.
Позади ледяными цветками раскрылись сегментированные многоугольники активной криозащиты, а в стороны от них разлетелись прозрачные осколки. Первичный телекинетический слой выдержал мощный толчок спрессованного воздуха, но не погасил его полностью, передав часть кинетической энергии на лёд. Так и должно было быть, так что последний, наиболее сильный удар канул в лету следом за прощупывающими мою оборону. В это же время земля под ногами задрожала, но не вспучилась и не пошла трещинами: я держал всё под контролем, давая противнику надежду, но не позволяя ей превратиться в нечто большее. Второй пытался, наверное, изо всех сил, но моя воля была сильнее. Реальность под моими ногами была стабильна как никогда, а удар издалека я мог заранее заметить и соответствующе ответить.
Уже замечал и уже гасил, отчего Второй более не предпринимал попыток провернуть что-то подобное. В моей способности идеально контролировать область в десяток метров вокруг себя «ассистенты» уже убедились на собственных шкурах, но положило ли это конец их попыткам меня достать? Нет! Просто теперь они старались бить не самими явлениями, которые можно было как-то контролировать во избежание случайных травм, а последствиями этих самых явлений. Например, Первый прекрасно управлялся с воздухом и низкотемпературной, — очень, — плазмой, сиречь огнём. Он разгонял и уплотнял всё это до невозможного, а на расстоянии в десяток метров до меня просто «отпускал» «снаряд». На моей стороне была воля, стабилизация реальности и естественные процессы, стремящиеся прекратить безобразие, равномерно раскатав воздух и плазму по всему доступному объёму. На стороне Первого был Второй и условие, запрещающее мне сколь-нибудь серьёзно атаковать.
Так, сделать вид можно было, да потыкаться в чужую защиту для лучшего понимания их механизмов защиты. Как выразился Троекуров-старший — «… дури в тебе слишком много, так что лучше не рисковать. Со мной можно, но сегодня тебя тренируют… Первый и Второй».
И они тренировали, сначала намереваясь просто показать, как нужно защищаться. Это после, через первые полчаса они серьёзно так увлеклись, когда заметили, что я реально копирую их приёмы, манёвры и действия. Наставник, глядя на это, только усмехнулся довольно: явно поспорил со своими знакомцами, — или учениками? — касательно того, на что я способен.
Брызнувший во все стороны лёд побелел и пошёл трещинами, а между уже непрозрачным пятиугольником и мной выросла ещё одна «бронепластина». Помогло: крупная каменная дробь формально не проникла через внешний слой моей «области защиты», так что нашему танцу суждено было продолжиться. А занял он… Прикинуть-бы… Два часа двадцать восемь минут. Поразительной выносливости псионов мне подкинул Троекуров-старший, ведь ни Первый, ни Второй пока даже признаков усталости не демонстрировали. Может, он их по этому критерию и подбирал? Весьма вероятно. Я бы тоже, встретив «себя» в качестве ученика и поняв, что практика лучше всего подходит для освоения конкретных навыков, пригнал бы на полигон самых разных псионов-специалистов. И сталкивал бы их в тренировочных спаррингах с «собой» раз за разом, до тех самых пор, пока не получил бы идеального со всех сторон сверхпсиона.
И — нет, у меня не завышенное самомнение, иначе я бы иначе как на золотом стуле не передвигался.
С некоторым запозданием я понял, что тактика Первого и Второго поменялась. Теперь Первый атаковал практически непрерывно, отвлекая на себя моё внимание, а Второй искал бреши в защите и бомбардировал меня мелкими кусочками бетона и спресованной почвой. При всём при этом арена уже ходила ходуном, и прежде идеально ровное покрытие, начиная с десяти с половиной метров от вашего покорного слуги, теперь напоминало хаотичное нагромождение рублёных столбов всех возможных форм. Перемещаться мне это не мешало, — я ж летал, всё-таки, — но прежнюю позицию с ровным полом вокруг пришлось оставить, дабы не отдавать противнику превосходящую высоту. Да и для чего-то столь масштабные изменения были проведены, верно? Не в тщетной же попытке на секунду закрыть мне обзор, ибо тут и так все уже поняли, как я «вижу» окружающий мир в бою. И не для того, чтобы создать удобный для ведения боя рельеф: вот он я, поднялся чуть ли не на уровень поверхности, и никакой реакции на этот манёвр не наблюдаю. Так зачем тогда?..
Ответ пришёл спустя три целых и две десятых секунды, когда я оказался в, условно, «наивысшей точке» полигона. Подлечу выше — и смогу разглядеть вгрызающиеся в почву корни деревьев парка академии, запрет на что и был заранее оговорен. Но давайте вернёмся к нашему тренировочному бою и всего лишь очередной попытке Второго воспользоваться достаточными объёмами материала у меня под ногами, — и вокруг тоже, спасибо поднятым колоннам, — с весьма коварными целями. Не знаю, что им пообещал наставник за пробой внешнего слоя моей защиты, но они действительно очень старались. Из штанов бы выпрыгнули, да только «боевые» комбезы этого не предполагали даже без установленных поверх бронеэлементов.
А вы что думали, они тут в масках, да в брюках с рубашечками скачут? Не-а. Это я тут один такой кретин, хоть и в спортивной одежде…
Кубометры и тонны бетона ринулись вверх, подобно закрывающемуся бутону стремясь похоронить меня заживо, как вдруг…
— Стоп! — В одно мгновение всё остановилось, и лишь остаточное эхо тренировочного боя давало о себе знать. Трещал лёд, ревело пламя, свистели рикошетящие каменные осколки, грохотали уходящие в землю столбы, шуршал брошенный без контроля песок, доставленный сюда усилиями Второго и осыпающийся теперь с «лепестков», но именно наша троица стояла, — и висела, —
