молодой мужчина, лет на пять старше Анны. Оглядел ее внимательным взглядом и недовольно спросил:
— Больны?
— Нет…
— Зачем тогда явились? У меня что по-вашему, дел мало?
Аня смутилась.
— Я…узнать хотела. Мой друг…библиотекарь…болеет. А лечение ему, кажется, не помогает.
Дежурный лекарь окинул ее гневным взглядом.
— Кто вы такая, чтобы делать подобные выводы? У нас каждый наставник имеет минимум биологическое образование!
— Но они не врачи, — робко вставила девушка, ошарашенная столь нерадушным приемом.
— Они — лучше! Олег Бран был последним учеником знаменитого анатома Иона Стерли. Андрей Дивов в течении пяти лет работал личным консультантом пятого стратега. Графиня… Впрочем, почему я вам что-то должен доказывать? Если ваш друг считает, что мы ему не в силах помочь, пусть откажется от лекарства, мне меньше работы будет. На этом прошу покинуть помещение.
Аню практически вытолкнули на улицу, не дав ей сказать ни слова. Придя в себя, пансионерка упрямо толкнула дверь флигеля, но та не поддалась — видимо, недовольный лекарь запер ее изнутри на ночной засов. Бер еще раз прошлась взглядом по окнам, никого не увидела, кроме одноухого кота, сосредоточено вылизывающего лапу, и пошла обратно в сторону библиотеки.
— Девица Бер! Бер! Вы глухая, Анна?
Аня обернулась на окрик. По фамилии здесь называли редко, и она не успела привыкнуть, что теперь зовется по-иному…
В груди кольнуло. Ей не оставили даже фамилии. Наверно, здесь все под чужими или выдуманными именами, но их хотя бы забрали с согласия родни, а ее — нет. И ей больно слышать огрызок родового имени. Ей здесь вообще почти всегда больно.
— Наставница Ирина, доброе утро.
Секретарша осмотрела ее холодным, внимательным взглядом. Наверно, так ученые глядят на препарированных лягушек.
— Я не видела вас на занятии. Ни вчера, ни позавчера. Надеюсь, сегодня вы осчастливите меня своим присутствием?
— Безусловно, наставница Ирина.
Женщина прищурилась.
— Надеюсь, ваш доклад уже готов? — с интонацией "только попробуй сказать, что нет!" осведомилась она.
Аня сглотнула.
— Почти…
— И о чем же он?
Врать нельзя, говорить правду тоже. А найти золотую и главное достоверную середину неимоверно сложно. Аня вцепилась пальцами в подол платья. Все отмечали, что она не любит врать и притворяться (за исключением домашних спектаклей). Что ж, пришла пора учится.
— Мой о… Мои родственники задумывались когда-то о покупке участка в Ардетской области. Мне весьма интересна история этой территории. Особенно с культурной точки зрения. Архитектурные традиции Белого царства до сих пор живы там и многие даже современные общественные издания и личные усадьбы Ардеты совершенно отличаются от подобных строений в соседних с ней областях. К тому же интересна этимология некоторых слов и видоизменение знакомых нам имен. Например, в Ардете, родители скорее назовут мальчика Михеем, чем Михаилом, а девочку — Аньей, а не Анной. Что касается этимологии…
— Достаточно!
Анна выдохнула. Пальцы болели от напряжения, в горле пересохло. Крыса посмотрела на нее своим фирменным суровым взглядом, а затем недоверчиво дернула длинным носом и целеустремленно зашагала к Корпусу. Анна, не веря своему счастью, поспешила скрыться в парке, пока не встретила кого-нибудь еще из недовольных ею воспитателей.
Не смотря на частые дожди и промозглую сырость, листва с деревьев облетала крайне неохотно. Деревья не спешили лишаться своего наряда, хоть ветер за последнее время значительно пообтрепал их кроны, кусты вообще до сих пор росли живой изгородью, скрывая от чужих глаз некоторые…шалости воспитанников. Шалости эти были разной степени безответственности. Кто-то пил, кто-то ел стащенное с кухни, кто-то целовался. Анна, например, приходила к шиповнику, чтобы украдкой посмотреть на портреты родных. В правой половинке медальона лежала бумажка с изображением мужской половины их семьи, в левой — женской. В центре — мама, тогда ещё совсем здоровая, по бокам от нее — Алиса и Лиза, на коленях — сама Аня, еще неуклюжая, тощая, но уже с начинающим превращаться в женское телом. Мужчины расположились наоборот: отец и старший, Андрей, стояли за спинами сидящих на диване трех мальчишек. Таких медальонов было сделано ровно девять — у кого-то серебряные, у кого-то золотые, с отделкой или без, они всегда находились рядом с теми, кто был изображен на портрете. Если не на шее, значит, в кармане, а то и под подушкой.
Мать отец приказал хоронить вместе с ее украшением. Старики ругались, мол, дурная примета, но в их семье никто это дурным не посчитал. Они навсегда останутся с мамой. А она всегда будет с ними: в их сердцах, в их головах, на клочке бумажки в их медальонах…
— О! Папина дочка! Ты чего тут расселась?
Аня поспешно спрятала украшение под платье, но, обернувшись, она по кривой ухмылке Павла поняла, что он что-то видел. Как минимум, цепочку.
— Дышала свежим воздухом. Это запрещено?
Упырь пожал плечами.
— Наверно, нет. Но сейчас, вообще-то занятия.
— У вас тоже.
Парень примирительно поднял руки вверх.
— Я не осуждаю. Просто констатировал факт. Не обижайся.
Аня нахмурилась. Ей очень не нравилось, как быстро в этом месте все начинали друг другу тыкать. В настоящих пансионах люди, не получившие одобрения на предложение о переходе на менее формальный язык общения, никогда бы не посмели вести себя столь фривольно. Не то, чтобы Анна была ярой поборницей всех до единого правил приличий, но слышать "ты" от людей, которые высмеивали ее веру в семью (а некоторых из которых она даже побаивалась), было как минимум неприятно. Пожалуй, исключение составлял один Михей. С ним действительно разговор сам собой скатывался на "ты". Очень уж домашний, уютный и какой-то солнечный он…был. До болезни. До кровавых пятен на белом платке, раздирающего горло каждую секунду кашля и бледного лица, с которого даже его солнечные веснушки почти все исчезли.
Упарь хлопнул в ладоши, привлекая внимание собеседницы.
— Эй, чего пригорюнилась? Я ж ничего такого не сказал!
Аня встала с облюбованного пня и стала отряхивать подол, отвлекаясь от грустных мыслей.
— Все нормально. Пожалуй, пойду на занятия.
Павел тут же сел на нагретый ею пенек.
— Крысы боишься?
Аня не ответила — развернулась к парню спиной и шагнула к тропинке.
— Да ты труси…
Насмешливая реплика оборвалась внезапно. Павел покачнулся и упал. Только что сидел, ехидно улыбался, и вдруг в мгновение ока оказался на земле. Тело его выгнулось и забилось, словно в конвульсиях, глаза закатились.
Сначала у Ани мелькнула мысль, что над ней шутят. А потом она поняла, что нормальный человек не может сам дергаться с такой частотой. И кинулась к больному, стараясь повернуть его на бок. На всякий случай. Все ее медицинские познания
