туда, где грохотало, — за мою радзиму народ змагается.
— Садись, дружок, — вмешался генерал Макаров, — командующий тебе добра желает…
— Командующий? — прошептал солдат и покорно сел в машину.
А Черняховский и Макаров пошли вперед, здесь их должен был встретить представитель коМкора.
Рядом еще дымился подбитый гитлеровский танк. За ним во всю стену полуразрушенного кирпичного здания белела надпись.
— «За героическую смерть Юрия Смирнова ответим тройным ударом по врагу. Вперед, товарищи!» — прочитал вслух эту надпись Василий Емельянович.
Навстречу им шел полковник, в котором генерал Макаров узнал замполита командира корпуса.
Полковник рассказал, что в деревне Шалашино в блиндаже нашли распятым рядового гвардейского стрелкового полка Юрия Смирнова.
— Мало того, что распяли, но еще лоб пробили гвоздями, штыком исполосовали лицо, руки, живот. Изверги!
— Какая должна была быть у этого воина стальная воля, если он ради Отчизны пошел на такую мученическую смерть! — произнес генерал Черняховский.
А генерал Макаров уже говорил своему порученцу майору Н. А. Беспалому:
— На НП комкора сразу же запишите все, что нужно для представления Юрия Смирнова к званию Героя.
На НП командира 36-го гвардейского стрелкового корпуса генерала П. Г. Шафранова, расположенном на опушке соснового леса, наблюдая бой, Черняховский ощутил то, что так радостно волнует душу всякого полководца, — чувство перелома сражения в пользу победы над врагом. Пусть враг бешено сопротивляется, пусть танковая армия еще далеко и только-только входит в полосу прорыва, — командующий уже видел, что еще один, даже небольшой по времени, но сильный по мощи, удар артиллерии и авиации, еще один натиск танков и пехоты — и враг побежит. И Черняховский щедро дал из своего резерва все то, что просил генерал Шафранов: и один вылет дивизии штурмовиков, и два дивизиона «катюш», и лишний боекомплект, и даже людей на пополнение основательно поредевших дивизий.
— Теперь, дорогой генерал, решимость, мужество, быстрота и натиск! — произнес он, прощаясь с комкором.
15
Следующий день уже предвещал победу: ранним утром войска генерала Людникова ворвались в Витебск. Но усталое лицо Василия Емельяновича Макарова было хмурым, когда я вошел к нему в блиндаж.
— Товарищ генерал, — начал я, — погиб Александр, брат командующего, в бою в районе Алексеничей..
Генерал Макаров, боясь, что меня услышат, хотя в блиндаже, кроме нас, никого не было, предупреждающе затряс ладонью.
— Александр? — повторил он. — Ивану Даниловичу ни слова. Ему сейчас очень тяжело. Западнее Витебска — ожесточенные бои. Гольвитцер идет напролом, чтобы вырваться. Танковая армия продвигается на рубеж прорыва пока что очень медленно. Танки ползут как черепахи. Там, как назло, такой дождюка прошел, что дороги в низинах и на болотах раскисли… Это Ивана Даниловича очень волнует… Вот армия маршала Ротмистрова войдет в прорыв, тогда я ему сообщу.
Вторая половина дня принесла более радостные вести: войска генерала И. И. Людникова и 43-я армия под командованием генерала А. П. Белобородова ворвались в Витебск и к концу дня освободили город; передовые дивизии армии генерала Н. И. Крылова захватили железную дорогу Орша — Лепель; конно-механизированная группа продвинулась еще дальше— вышла на реку Уллу и с помощью партизан форсировала ее; войска генерала К. Н. Галицкого за эти сутки прошли далеко за шоссе Витебск — Орша; танковый корпус генерала А. С. Бурдейного достиг Погоста, пересек шоссе и железную дорогу Москва — Минск, овладел Старосельем, там повернул на запад и прямиком пошел к Березине; гвардейская танковая армия маршала П. А. Ротмистрова наконец-то вырвалась на Минскую автомагистраль и, поддержанная авиацией, в четыре часа дня овладела двумя населенными пунктами.
— Ну, товарищ Иголкин, кажется, все! Теперь перед нами прямая дорога на Минск! — командующий вручил ему подписанное им и генералом Макаровым донесение в Ставку о взятии Витебска. — Мы сейчас с Василием Емельяновичем едем к маршалу Ротмистрову, — и, проводив его, крикнул: — Комаров! Машины!
Через полчаса по Минской автомагистрали мчались две легковые машины-вездеходы, «газик» и бронетранспортер. За вторым виадуком, перекрывающим железную дорогу Орша — Лепель, там, где Минская автомагистраль прячется в небольшой выемке, командующий остановил машину, и все вышли.
Из-за придорожных кустов показался бородатый старик в рубище и со слезами на глазах запричитал:
— Добры дзень, дороженькие наши таварышы! Наконец-то мы вас дачакалися, аслабанители вы наши. Дзякуем вам…
Командующий крепко пожал старику руку:
— Добры дзень, отец! Тяжело было под фашиста-ми-то?
— Цяжка, ой як цяжка, сынки мои! — И полилась речь старика, полная горечи и печали.
— Чем же тебя, отец, обласкать? — вопрошающе окинул всех взглядом генерал Черняховский. Генерал Макаров крикнул своему порученцу:
— Беспалый! Посмотри, нет ли у ребят табачку?
Солдаты с полуслова поняли, бросились к бронетранспортеру и притащили весь свой НЗ.
— На, возьми, отец, — Василий Емельянович протянул старику хлеб, а солдаты — консервы, сахар и пачки махорки.
— Чаго-й ты, сынок милый, — замахал руками старик, наотрез отказался взять что-нибудь. — Я тут тоже як бы на варте. Коли што, то павинен хутка своим паведамиць. Они там, — старик показал в сторону Орши, где за лесом беспрерывно грохотал бой. — Им ваш камандир баявую задачу поставил.
— Как тебя, отец, величать? — спросил командующий.
— Мяне? Рыгор Яхимчук, товарищ командир.
— А по батюшке?
— Ничипорович.
— Так вот, Рыгор Ничипорович, берите все это. Чем богаты, тем и рады. А своим товарищам передайте, — продолжал Иван Данилович, — что командующий и член Военного совета фронта шлют свой боевой привет и желают им сегодня же освободить Оршу.
— Дай бог, дай бог… — растерянно лепетал старик, кулаком вытирая слезы.
Вернулись на КП как раз к «последнему часу». Командующий отмечал на карте лишь большие пункты: Жлобин, Горки… Его интересовало, как двигаются соседние фронты.
Макаров сидел напротив Черняховского и переживал: сказать или не сказать Ивану Даниловичу о гибели брата? Решил пока не говорить: командующему и в эту ночь предстояла напряженная работа.
— Что-то вы мне, Василий Емельянович, не нравитесь. Нездоровится?
И Василий Емельянович не выдержал. Дрогнувшим голосом сказал:
— Печальная весть, Иван Данилович, брат…
Черняховский с полуслова понял, что с братом случилось что-то страшное.
— Жив?
— Нет, погиб под Алексеничами.
— Когда? — с надрывом произнес Иван Данилович.
— Я узнал вчера.
— Вчера? — глаза вспыхнули обидой. — И до сего времени молчали…
— Молчал, Иван Данилович. В этом водовороте боя не мог. Я знал, как вам будет тяжело… Это сражение— и брат…
— И сейчас не легче… — нервно дернулись губы Ивана Даниловича, а на его скулах, словно от сильной боли, вздулись желваки. Он молча повернулся к окну. Тяжелый вздох вырвался из его груди. — Ведь какую жизнь мы прожили вместе… Вместе сиротами росли. С ранних лет своим трудом хлеб зарабатывали и семью кормили… Надо в Алексеничи проехать… Но сейчас нельзя. У маршала Ротмистрова опасное положение. От Борисова
