меня туда, но не удалось попасть. Хотелось бы глазком взглянуть на обстановку, да всё опечатано.
– Я приказал, – согласился Бобров, – но мы это дело поправим. Хоть сейчас.
Он и с места вскочил.
– Нет-нет. Я заглянул в окошко, – остановил его Югоров. – Вы уж сами… Я к чему клоню… Стрельба там была значительная. И пожар этот… А ведь пожар или поджог мог кому-то понадобиться?..
В кабинете воцарилась зловещая тишина, Бобров недоумевающим взглядом обвёл присутствующих, но Каримов тут же щёлкнул карандашом по столу:
– Да что вы, право?.. Ищем волка в отаре! Уголовник свёл счёты с жизнью, натворил делов, а тут разыгрывается прямо-таки… Я бы попросил!..
– Не готовил же самоубийца ещё и собственное сожжение в том костре? – всё же вопрошал у прокурора Югоров. – Он же не фанатик?.. Или сумасшедший?..
– Не исключено, – буркнул Каримов. – Зачем он из колонии сбежал?
Начальник колонии вскочил ретиво, надул щёки, сосредоточенно и уверенно выпалил:
– Это седьмой побег. Многие бегут. Но мы меры принимаем. Работы у них нет, дармоедов.
– Его седьмой? – удивился Бобров.
– Никак нет, товарищ прокурор! – смутился начальник колонии. – В целом. Если б его, сидел бы давно где-нибудь на Урале.
– И тебе бы спокойнее, – хмыкнул Каримов.
– Так точно, – согласился тот.
– И последнее… – Югоров взглянул на главврача. – У меня просьба к Мирону Венедиктовичу.
Главврач насторожился.
– Отдайте мне Илью Артуровича в бюро.
Брякин готовился ко всему, но только не к такой концовке.
– Нет! Нет! – поднял обе руки Югоров, улыбаясь. – Я считаю правильным использовать его только для завершения исследований трупа Топоркова. Оснований не доверять Дынину у меня нет. Пусть исправляет свои оплошности. К тому же ему необходима стажировка. У молодого человека есть задатки медицинского эксперта. Как вы, Илья Артурович, смотрите на моё предложение?
И Югоров, нагнувшись, протянул руку Дынину.
Дынин не знал, что сказать. При последней фразе профессора его подбросило на ноги, вихрастая голова выражала полную готовность, глаза сверкали.
– Когда ехать? – выпалил он.
II
Когда они остались одни, Бобров позвонил в районный отдел милиции и о чём-то заговорил с дежурным. Ковшов, пересев поближе к столу, терпеливо дожидался. Главное, чувствовал он, ожидает его впереди, и с тревогой всматривался в лицо прокурора, ловя обрывки фраз.
– Пригласили, говоришь, на бюро? – донёсся до него вопрос взволновавшегося вдруг прокурора. – А мне звонка не было. Так-так… Ну что же, раз начальника нет, пригласи ко мне Квашнина.
И, положив трубку, Бобров задумался, сложил руки на столе, совсем позабыв про Ковшова, не сводившего с него глаз.
– Дела… – озабоченно пробурчал он. – В райком побежал, белуга…
Неизвестно, сколько бы так он ещё переживал ситуацию, если бы Данила не отважился сам.
– Важные проблемы? – поинтересовался он.
– Проблемы? – словно пришёл в себя прокурор. – Нет. Тут, брат, дела местного значения, – он прихлопнул ладошкой по столу. – Поработаешь, поймёшь.
– Случалось. Встречался с райкомовскими, – начал было Ковшов. – Однажды…
– Знаком, значит, – Бобров прервал следователя. – Это хорошо. Вот и у нас… только со своими особенностями. Здесь не город. Все и всё как на ладони. Слово утром обронишь, к вечеру во всех углах его переиначивают. И тонкости свои. Ты в городе убийствами занимался, изнасилованиями, да малолетками, а здесь другое. Там молоко председатель колхоза недопоставил, или падёж скота начался, а то с сенокосом запаздывают…
– И что? – усмехнулся Ковшов. – Прокуратура-то при чём?
– А при том! – покраснел от гнева прокурор. – Падёж скота – ищи халатность зоотехника, волкобой – сторож или чабан запьянствовали, а то смотри и повыше. Деревенские идиллии забудь, тут, брат, такие трагедии, почище Уильяма Шекспира!
– Скажете, Маркел Тарасович…
– И скажу! – не разделив его весёлости, прокурор нахмурился. – Ты мне ответь, почему за твои фокусы я выговор схлопотал от прокурора области?.. Ты как это в избе Топорковых оказался? Кто тебя туда сподобил? Я же вам с Аркадием приказал у машины оставаться?
Вопросов было много. Лицо прокурора запылало.
«Вот оно! – мелькнуло в сознании Данилы. – Началось то, что так долго ждал. А сообразить, как и что отвечать, так и не придумал. Как с тайной Топоркова поступить? Тот перед смертью просил открыть её лишь прокурору области… Не доверял никому из местных. С другой стороны, всё утрачено. Ни бумажки у него той, что Топорков ему оставил, ни зажигалки… Пропали, словно и не было… Кто ему теперь поверит?..»
Спас внезапный стук в дверь. Вошли сразу трое: полноватая пигалица с лицом деревенской учительницы в прокурорском кителе с тремя маленькими звёздочками в петлицах, сияющий гладкой лысиной капитан, мнущий милицейскую фуражку в руках, и уже знакомый начальник колонии с морщинистым настырным лбом.
– Пётр Иванович, – сам выбрал из этой троицы капитана милиции прокурор. – Завтра с утречка, пока народ сладко спит, под твою ответственность обшарь ту проклятую избу.
– Топорковых?
– Её.
– Вторично?
– Надо будет, и троично полезем! – взвился прокурор.
– Будет сделано, – без энтузиазма опустил голову капитан, умерил пыл и зыркнул глазами на Ковшова.
– Людей много не бери. Нечего зазря народ булгачить.
– Понял.
– И чтоб каждый камушек просеять, в каждый уголок заглянуть. Не как в прошлый раз.
– Это что же за потеха? – вырвалось у капитана. – Давеча вроде вместе с вами шукали. Никак профессор того?..
– Чего того? Профессор не при чём.
– Кого же искать?
– Не кого, а что. Гильзы все соберёшь. И чтоб до единой!
– Но собирали же…
– Не убудет с вас, – прокурор выпускал пары, видно, сдерживаемые ещё с недавнего совещания. – Чтоб у меня до камушка! И с пожаром разберись. Откуда взялся огонь? Ты же оперативник! Где источник? Пожарника нашего пытал?
– Ну чего его пытать, Маркел Тарасович? Лучше меня его знаете. Если Платон заладил: «Источник неизвестен, требуется экспертиза электроносителей», ты хоть разбейся. Ждать велел.
– А ты требуй! Он месяц тянуть станет.
– Теперь всё.
– Что так?
– Профессор с собой все вещдоки в город увёз.
– Так, значит?..
– У него в городе ребята знакомые в ЭКО, сам организует.
– Вот и прекрасно, – Бобров начал успокаиваться. – Баба с возу…
– А что, Маркел Тарасович, – усмехнулся капитан, – профессор-то тоже про пулю калякал?
– Пронюхал? – покривился Бобров.
– Каримов плевался, – хмыкнул тот. – Не много он на себя берёт, если из города, то…
– Не много! – зло оборвал его прокурор, заводясь. – Всякая версия имеет право жить. Слышал?
– Имеет право быть, – уважительно усмехнулся капитан. – Нашего Лудонина поговорка. Михаил Александрович любит твердить.
– Великие слова.
– Так то в городе. У них такие убийства раскрывают! Висяки годичные! А у нас?.. Потеха.
– Вот и нажили мы себе потеху! – хлопнул по столу Бобров. – Прозевали Топора! Теперь, хоть на брюхе ползай, а все гильзы мне
