именно так – «нечего плинтуса обивать».
– Бабуль, как ты? – брызнув в ямку на шее капельку цитрусовых духов, произношу я. Бросаю короткий взгляд на фотографию родителей, стоящую в рамке на трюмо, а потом перевожу его на бабушку. Строгая Нина Семеновна, ох строгая…
– Все из-за меня, Ладка… Каждый день просыпаюсь и виню себя, виню… лучше бы я тогда… – она вздыхает и слегка приваливается к стене.
– Не смей! Ну что ты такое говоришь, бабулечка? Ты меня воспитала, заботилась… Ну ты чего?
– И институт пришлось… того этого… – продолжает бабушка. – Тогда я еще могла что-то, Лад. А теперь…
– А что теперь? Академический отпуск заканчивается через полгода. Вернусь в свой сельскохозяйственный и буду учиться. Все хорошо будет, вот увидишь! Заберу Левушку, стану ветеринаром, а ты мне помогать будешь. Вон уже почти сама ходишь! – пытаюсь успокоить бабушку. Хотя, чего скрывать – во мне бушует не меньшее волнение.
– Ох, хоть бы так, – томно протягивает она. – Лада, вы там только второго не сделайте.
– Ба-а… Я же тебе говорила, что… у Руслана невеста есть. Она и домой приходила. Я ее завтраком кормила, кофе поила…
– Ладно тебе. Не вешай мне на уши лапшу.
– Бабуль, иди-ка ты лучше вещи в санаторий собирать! – фыркаю я и, подхватив сумочку, шмыгаю из дома на улицу.
Что может сравниться со стремлением матери увидеть сына? Ничего. Даже азарт охотника, настигающего окровавленную жертву в разы меньше. Мать чувствует ребенка на расстоянии. И сейчас я чувствую, что с моим малышом что-то не так… Сердце сжимается, в глазах двоится, я слышу только толчки крови в барабанных перепонках. Так и стою возле кабинета Зои Фёдоровны и нервно потираю вспотевшие ладони.
– Аракчеева! – кричит секретарь.
– Здравствуйте, – бодро киваю я. – Это вам… К чаю. – Протягиваю краснолицей пухлой барышне пакет с коробкой конфет и банкой дорогого кофе. «Зарплата» Руслана, обнаруженная мной на дне сумки, пришлась как нельзя кстати.
– Спасибо, – хищно прищуривается она, пряча презрение. Ну а что я еще заслуживаю – мать, отказавшаяся от ребенка?
Зоя Федоровна смеривает меня строгим взглядом поверх очков и небрежным жестом приглашает сесть.
– А справка у вас есть из больницы? – равнодушно спрашивает она, не переставая пялиться в монитор компьютера.
– Есть. На меня напали прямо возле дома. Избили, разворотили дом… Не знаю, что преступники искали? Живу я скромно, бабушка в это время находилась в больнице. Вот я и не успела… К сроку. – Добавляю, сглатывая вмиг выросший горький ком в горле. Меня убивает ее спокойствие! Я могу лишиться сына, а Зоя Фёдоровна монотонно печатает!
– Вот список необходимых документов. Органы опеки проведут акт оценки состояния жилья. Обратите внимание на справки о заработной плате и семейном положении. Полные семьи в приоритете у государства, – воркует она, поджимая малиновые губы.
– А… если я не замужем? Дом у меня есть, вы не думайте… И работа тоже.
– Не курите? Алкоголь не употребляете? – продолжает она, демонстративно приспуская очки и разглядывая меня.
– Нет. – Прикладывая ладони к пылающим щекам, отвечаю я. Господи, дай мне сил все это выдержать…
– Лада… хм… Григорьевна, – Зоя Федоровна заглядывает в личное дело Левушки, потому что не помнит мое отчество. – Вы взрослый человек. Не замужем, так ищите фиктивного мужа… Нет достойной работы – ищите ее. Докажите комиссии, что вы достойны быть матерью.
– Не понимаю… Что значить, доказать? Я попала в беду. Так сложились обстоятельства.
– Это никого не волнует. – Ее голос наполняется металлом. – Собирайте справки. Делайте, что должны. А сейчас…
Мое сердце останавливается, задерживаю дыхание, боясь услышать отказ…
– А сейчас я… так уж и быть – разрешаю вам увидеть мальчика. У вас ровно полчаса.
– Так мало? Спасибо, спасибо огромное…
– Благодарите за это Руслана Анатольевича, – как бы невзначай бросает она. – По закону я не могу показывать детей… тем, кто утратил родительские права. – Произносит Зоя Фёдоровна, а я безошибочно угадываю отражающиеся в ее глазах истинные чувства. Она испытывает презрение к "утратившим права" – девицам легкого поведения, наркоманкам и пьяницам. Горе-мамашам, одним словом.
«Соберись, соберись, Ладка… Только не рыдай, держи себя в руках», – уговариваю себя мысленно. Сижу на диванчике под строгим присмотром секретарши и жду, когда принесут сыночка. Ерзаю на месте и напряженно вглядываюсь в темноту коридора. Секретарша покашливает и важно перекладывает бумаги. Да, я мешаю ей «работать». Своим тихим страданием, исходящим от меня ощутимыми волнами, доставляю неудобство. Слышу тихие шаги. Ласковый женский голос и певучее детское гуление. Они приближаются, а я не выдерживаю – вскакиваю с места и устремляюсь навстречу… Левушка… Сглатываю слезы и дышу глубже – не хочу испугать сыночка.
– Сыночек… Левушка. – Тяну напряженные руки и почти выхватываю малыша из рук воспитательницы.
– Тише, тише, мамочка. Успокойтесь, ребенка напугаете, – мягко произносит она. – Меня Татьяна Михайловна зовут. Возьмите мой телефонный номер. Мало ли что… – она протягивает сложенный листок и ласково гладит меня по дрожащей спине. Ничего не могу с собой поделать – зарываюсь носом в макушку сына и беззвучно плачу. Глажу его по сухим красным щечкам, тискаю, целую… Мой мальчик, только мой. Никому не отдам. Левушка удивленно смотрит на меня, но не плачет… Неужели, узнает запах? Или голос? Грудь вмиг тяжелеет, словно наливается молоком, хотя я уже давно не кормила… Опускаю взгляд на платье, но следов молока там нет.
– Идем, детка. Погуляете на площадке за корпусом. Сейчас посадим нашего Леву в коля-яску. Сейчас он пойдет гуля-ять. – Протягивает Татьяна Михайловна. – Не плачь, все хорошо будет. Список взяла?
– Д-да, – всхлипываю, не переставая целовать сыночка. – А почему у него такие красные щеки? И… он похудел.
– Диатез. Ты же его грудью кормила? А здесь смеси. И ничего он не похудел, просто вытянулся. Папка-то поди высокий?
– Да, очень. Сыночек мой… Как я скучаю. Я скоро тебя заберу.
Левушка протягивает ручку и хватает меня за выбившийся из хвоста локон. Пускает пузыри, гулит, улыбается. Выглядит вполне довольным.
– Ну идем, Лада. Скоро твое времечко закончится.
Татьяна Михайловна открывает запасную дверь, ведущую на детскую площадку, и провожает меня к беседке. Над головой шепчутся тополи, теплый ветер мягко овевает мокрые от слез щеки, а в небо летит моя тихая материнская радость…
Глава 19
Лада.
Он все-таки заплакал… Мой сынок. Тянул ко мне руки, когда Татьяна Михайловна его забирала. До сих пор в ушах стоят его крики, а на теле чувствуется детский запах… Левушка. Я чудом урвала его вещицу – ношеную майку. А воспитательница сделала вид, что не заметила пропажи. Валюсь на лавку возле
