створки душевой кабины и вваливаюсь, как дикое животное.
– Испугалась? Это всего лишь я…
Глава 17
Рус.
– Испугалась? – хрипло шепчу, впиваясь взглядом в Ладу. Нет… Пожалуй, на дне ее глаз плещется другое. Удивление, любопытство, недоумение – что угодно, только не страх или желание.
– Немного. Ты…вы не против, я… – она набирает в грудь воздуха, чтобы поведать причину, по какой залезла в мою ванную.
– Завтра куплю фен. – Отвечаю севшим голосом. Поглаживаю ее нежную чистую щечку, очерчиваю скулу, ползу по шее, ниже… Накрываю ладонью соблазнительную грудь и слегка выкручиваю сосок. Как же я хотел сделать это утром… Лада вздрагивает и слегка отстраняется. Давай же, спроси, кто такая Арина? Что я к ней чувствую? Закати скандал, а после… я отнесу тебя в спальню и буду трахать до утра. Но она молчит… Смотрит с проклятым недоумением, оставляя вопрос повисшим в воздухе.
– Не надо мне ничего покупать. – Качает головой. Вода продолжает литься из душа, а Лада мнет в руках мыльную мочалку.
– Помоешь меня? – выдавливаю, едва стоя на ногах от возбуждения. Член упирается ей в бедро, реагируя на девчонку как высокоточный радар.
Лада заливается румянцем и касается мочалкой моих плеч, отирает грудь, шею, ведет по плечу, задевая старый шрам. Я свалился ей под ноги два года назад. Столкнулся с машиной и не справился с управлением мотоцикла. Она склонилась надо мной – ангел с синими глазами и русыми волосами и что-то щебетала. Спрашивала, вижу ли я ее, вытягивала пальчики и просила их посчитать. Так и поехала со мной в больницу. Я бредил, звал Серого и маму… Телефон разбился во время столкновения, и врач не смог позвонить моим близким. А когда я очнулся после наркоза, возле кровати сидела Лада. Гладила меня по лицу и груди, успокаивала… «Все будет хорошо, плечо заживет. Останется только небольшой шрам. Все наладится…».
Интересно, она тоже вспоминает этот момент? Сейчас, когда украдкой касается длинного рубца на коже? Она еще не видела спины… Рубец, сплошь пересекающий поясницу.
– Иди ко мне… – выхватываю мочалку из ее рук и притягиваю девчонку к себе. Чувствую на щеке ее заполошное, сбившееся дыхание. Вижу полураскрытые лепестки губ… Не целую. Потому что, если поцелую, провалюсь в прошлое… Оно ждет меня, стоит как строгий учитель с табличкой: «Готов ли ты, Русик, простить и забыть о предательстве и боли? Сможешь ли жить без оглядки»? А я ни хрена не готов. В голове болезненными вспышками мелькают кадры с рожей Олега, его ухмылка и руки на ее животе… Как можно простить такое? Черт. Я как собака на сене: хочется до ломоты в мышцах, и колется… Целую ее шею, прикусываю ключицы, рычу, как оголодавший зверь, втягивая в рот затвердевшие соски. Она стала еще прекраснее и женственнее – покатые бедра, высокая налитая грудь. Тянусь к презервативу, небрежно лежащему на краю раковины и рву упаковку. Подтягиваю Ладу под ягодицы и насаживаю на себя – резко, на всю длину. Мну ягодицы, кусаю, лижу и целую… Сам себе со стороны кажусь неандертальцем или охотником, наслаждающимся властью над добычей. Лада часто дышит, впивается ногтями в мои плечи и смотрит, смотрит… Не расслабляется, а напряженно ждет, когда я закончу ее мучить. Немного отстраняюсь от нее и тянусь пальцами к набухшим складкам.
– Не нужно. – Шепчет она, вздрагивая от моего прикосновения, как от удара хлыстом. – Я не хочу.
– Не хочешь кончить? – выдавливаю я, нагло касаясь ее шеи кончиком языка.
– Мы уже говорили об этом… Нет.
Ну нет так нет… Маленькая дрянь. Трахаю ее так, что скрипит кабина. В глазах темнеет, в ушах ревет пульс, в низу живота огненной лавой разливается желание. Никого я еще так не хотел… И так не ненавидел.
Лада заплетает мокрые волосы в косу и молча одевается. Оборачиваю полотенце вокруг бедер и верным псом следую за ней.
– Лада, ты точно завтра справишься сама? Может, стоит поехать вместе? – спрашиваю, преграждая ей путь.
– Я разберусь сама. Спасибо. Думаю, взять список я смогу без твоей помощи. – Она сбрасывает с ног тапочки и надевает балетки. – Я только суп сварила, – добавляет смягчившись. – Убирала весь день. Если ты не хочешь…
– Я очень даже хочу, – спешу заверить ее. – Из кухни вкусно пахнет, а квартира сияет чистотой. Мне повезло с домработницей.
«Кретин! Идиот!»
Ее взгляд мгновенно тухнет, а плечи сникают. Слава богу, Лада при мне не расстегивает сумку. Иначе снова воспримет деньги платой за секс.
– Я завтра задержусь. Как освобожусь, сразу приеду и все по дому сделаю. – Бросает она, отвернувшись к входной двери. – Попрошу Зою Федоровну показать мне сыночка.
– Пока. Не торопись, делай, все что нужно. Я справлюсь.
Дверь хлопает, оставляя густую как желе тишину. Недолго думая, хватаю с тумбочки телефон и звоню Зое Федоровне – пусть только посмеет оскорбить Ладу или отказать в визите к сыну…
Глава 18
Лада.
Я потеряла родителей, когда мне исполнилось тринадцать лет. Как наяву помню, когда во время урока биологии в класс вошел завуч Виталий Семенович – учитель физики – и с побелевшим от ужаса лицом прошептал:
«Лада, идем в мой кабинет».
Я не хотела смотреть ему в глаза. Зажмурилась и уткнулась в учебник, нутром ощущая, что случилась беда. За окном пели птицы, легкий ветер теребил листья большого каштана, протянувшего ветви к окнам класса, с футбольного поля доносились крики мальчишек и глухие удары мяча по воротам. Я сосредоточилась на звуках и запахах, чтобы не слышать ужасающей правды:
«Твои родители погибли, Лада. Убийство… Мне очень жаль».
«Как это произошло?»
«Их застрелили. Ваш дом перевернули вверх дном… Что-то искали. Сейчас там работает следственная группа. Тебе сегодня лучше переночевать у бабушки…»
«Может, мне надо пойти домой? Я… хочу увидеть родителей».
Сдавливаю переносицу и резко выдыхаю, возвращаясь в реальность. Придирчиво оглядываю свое отражение в зеркале – бледная, на виске бьется голубая жилка, в глазах смесь страха и щенячьего восторга – сегодня я увижу своего сыночка…
Пышные волнистые волосы струятся по плечам и спине до самых бедер. Провожу щеткой, пытаясь усмирить их естественное буйство – сегодня я должна выглядеть на все сто. Заплетаю волосы в «конский хвост» и надеваю хлопковое кремовое платье с пышной юбкой – я купила его до беременности. Хотела покрасоваться перед Русом, но случилось то… что случилось.
– Красавица моя, – в дверном проеме застывает бабуля. Шумно дышит, опираясь на костыли. Почему-то по дому она предпочитает передвигаться
