как в Петрограде.
— В Петрограде? — глаза у нее округлились.
— Вы что, и про это не слышали?
Она помотала головой. И оба расхохотались.
— Господи, Клодет, в каком мире вы живете? Вы что, совсем не в курсе того, что творится?
Она пожала плечами, рассматривая рану. Ничего страшного, конечно. Шрам, наверное, останется, но оно ведь и к лучшему для мужчины. Шрам — это так мужественно! Перевязала. Неловко, но все же лучше, чем грязная тряпка. Фу, выбросить немедленно эту гадость.
— Давайте есть, Андрей. Хотя все остыло уже. А потом я согрею вам воду для ванны.
ЯКОВЛЕВ. ТЮМЕНЬ — ОМСК — ЕКАТЕРИНБУРГ, АПРЕЛЬ-МАЙ 1918
Про меня можно сказать все, что угодно, кроме того, что я трус. Вот уж кем никогда не был. Вы попробуйте выйти с допотопными револьверами против жандармского конвоя почтового вагона и выжить в перестрелке. При этом перебить всю охрану, и не потерять ни одного из своих ребят. Попробуйте, а потом говорите, что Костя Мячин — трус или предатель.
Попробуйте потом скрыться с этими деньгами, и не просто скрыться — а за границу Российской империи, при том, что тебя ищет все жандармское управление, чтобы отомстить. А ты знаешь, что единственное, что тебя ждет — это толстый канат, свитый в петлю, и долгое дрыганье ногами, перед тем, как задохнуться насмерть. Это в Англии вешают так, чтобы мгновенно сломать шею, а у нас любят помучить, ох, любят. И ты знаешь об этом, боишься до одури, но делаешь свое дело, потому что важнее этого дела нет ничего.
И после этого, кто-то смеет говорить, что я — трус?
Предатель? У меня в руках было четыреста тысяч рублей. И не этих сегодняшних бумажек, а полноценной международной валюты. Как это называют? Конвертируемой. Четыреста тысяч — при средней зарплате в Империи в 38 рублей. Как вы думаете, на сколько лет безбедной жизни хватило бы мне этих денег, если бы я тратил по сто рублей в месяц — в три раза больше среднего. Посчитайте, посчитайте. Я еще тогда вычислил — триста тридцать лет и три года. И детям, и внукам, и правнукам. И жил бы при этом как штаб-офицер или титулярный советник.
Я хоть рубль взял из тех денег? Не взял. Все, до последней копеечки отвез Максимычу на Капри и сдал под расписку. Сам питался гороховым супом, но ни копеечки, все под расписку.
И это я — предатель? Вы хоть думайте иногда, что говорите.
Просто я был слишком хорошим исполнителем. А наверх выбивались хитрые функционеры. Они, понимаете ли, были «профессиональные революционеры». А я кем был? Любителем? Да я в тысячу раз профессиональнее всех этих Голощекиных, которых непонятно за что вечно выбирали «в руководящие органы партии». Я добывал для партии деньги, а они на эти деньги жили в эмиграции и кооптировали друг друга то в ЦК, то в Русское Бюро. А я и за границей работал до соленого пота, потому что мне никто из партийной кассы никакого жалования не платил. Экспроприировал Костя Мячин царские рубли? Молодец Костя Мячин! Теперь он может служить электромонтером, а мы будем по Женевам совещаться и друг друга переизбирать.
И когда я вернулся, когда делал переворот в Петрограде — тогда я был нужен, ох, как нужен! Отрезать Зимний от связи с войсками? Бери Костя — а, нет, теперь уже Василь Василич Яковлев! — грузовик с красногвардейцами и занимай телефонную станцию. А красногвардейцы эти такие же гвардейцы, как я поэт Бальмонт, они винтовку вчера в первый раз увидели и скорей друг друга перестреляют, чем юнкеров. Но Яковлев — он же отличный исполнитель, никаких проблем. И вот уже министры-капиталисты ни до одной воинской части дозвониться не могут. Потому что нет на то дозволения комиссара Яковлева.
Нужно отвезти золотой запас в Уфу? Какой вопрос! В. В.Яковлев конечно же сделает, в лучшем виде, не извольте беспокоиться! Пригнать обратно эшелон с хлебом для умирающих с голоду рабочих Питера? С превеликим нашим тщанием! Вот вам хлебный эшелон, будьте любезны, даром, что комиссар Яковлев, вообще-то, заведует связью в столице, ничего страшного, куда партия пошлет, туда и пойдем, мы же исполнители, нам не в Кремле заседать, нам работать надо!
А вот когда нужно было Василию Яковлеву дать хорошую важную должность — военком Урала! — то тут, видите ли, не захотели ссориться с уральскими «товарищами». Кому ж и быть там военным комиссаром, как не мне, край вдоль и поперек знавшему, да бесстрашно в бой ходившему! Нет, сдали друзья-соратники комиссара Яковлева: видишь ли, дорогой товарищ, уральские наши ребята, оказывается, самовольно, без нашего на то благословения, своего военкома поставили, Филиппа Голощекина. Ну, какой из него военный комиссар? Он только заседать умеет, да ценные указания раздавать. А комиссар Яковлев, с двух рук одинаково стреляющий — извини, подвинься. Нам функционеры важней, чем практики. И тот же Яков Свердлов, с которым мы три пуда соли съели, вместо того, чтобы надавать уральским товарищам за самоуправство по шее, уговаривал меня: «Мол, что ж поделать, мы тебе другую должность найдем!».
И кто после этого трус и предатель?
Никто не задумывался, почему Председатель ВЦИК именно Яковлеву поручил доставить бывшего царя из Тобольска в Москву? Нет? Что, мало было комиссаров, бравых героев будущей гражданской войны? Ну да, как говорится, не царское это дело. Мы будем сидеть в политсоветах армий и фронтов, да расстреливать каждого десятого в отступающих частях. А продумать операцию, учесть все ее составляющие, составить план, и не тупо его придерживаться, а творчески реагировать на нестандартные ситуации — это кто будет делать? Конечно, Яковлев. Как военком он, конечно, не подходит, на теплом месте будет сидеть «свой» человечек. А вот опасное дело ему поручить — самое, как говорится, то.
Причем, именно Яковлев, и именно в одиночку.
Вы себе можете представить, чтобы царь вызвал к себе одного-единственного генерала и сказал ему:
— Делай, брат, что хочешь и как хочешь, а чтобы через два дня Персия была моя и чтобы супруге моей шемаханская царица в пояс кланялась!
— Царь-батюшка, а войско дашь?
— Нет, брат, на то ты и генерал, чтобы воевать, а про войско мы не договаривались. С войском-то каждый дурак Персию завоюет, ты иди без войска попробуй, тогда и посмотрим, какой из тебя генерал!
Представили? А Яковлеву ведь так и сказали:
— Давай-ка, Васильвасилич, езжай в Тобольск, привези нам оттуда царя. Да не просто привези, а живого
