наш аэродром ночами то и дело натыкались ещё вооруженные группы немцев. Переживаний в связи с этим было достаточно, поскольку пистолетами «ТТ» в случае чего не отобьёшься от автоматного и пулемётно-миномётного огня. Несколько ночей так и прожили по принципу «нас не трогай, и мы не тронем». А потом установилось шефство над нами танкистов, которые в наше расположение выставляли на ночь два экипажа.
Первый Белорусский фронт успешно завершал Висло-Одерскую операцию. В феврале 1945 года наши войска вышли на Одер, захватив ряд плацдармов на его левом берегу. Из-за распутицы мы застряли под Познанью, тем не менее была указана очередная точка базирования — местечко Кёнигсберг под Штетином, находящееся ещё в руках противника. Для освоения новой точки и приёма самолётов сформировалась передовая команда, в состав которой я был зачислен заместителем начальника.
3. «Вот она, проклятая Германия»
Довоенную границу Польши с Германией мы пересекли в середине февраля. На контрольно-пропускном пункте была организована наглядная агитация. На огромном щите с указывающим на запад перстом метровыми буквами написано: «Вот она, проклятая Германия».
Нетрудно представить картину бытия передовых частей, вышедших в собственно Германию после четырёхлетних невзгод и страданий. К сожалению, война толкала на злобу ко всем немцам подряд. В приграничной полосе шириной 15-20 км ничего живого не оставалось, перед глазами развалины кирпичных строений, искорёженные цветущие сады и пелена пуха от разодранных перин. А навстречу нам цепочки и толпы радостных людей со скарбом и флагами различных национальностей. По пути дальнейшего движения в населённых пунктах наблюдали белые флаги и следы необузданной и бессмысленной мести. Не случайно вскоре был издан приказ и обращение Военного Совета фронта о поведении на территории противника. Ведь кровью кровь не смывается.
Наш десант высадился в деревне Геллен, в 3-5 км от местечка Кенигсберг, куда ещё падали артиллерийские снаряды противника. Дня через три обстрелы прекратились, и мы решили обследовать «в натуре» свою новую точку. У местечка Кенигсберг младший лейтенант-пехотинец руководил группой местных фрау, рывших окопы и не обративших на нас никакого внимания. Дорога на аэродром была в исправности, и мы лихо прокатили мимо работающих. Военный городок, вероятно, бывшая лётная школа, оказался в целости и сохранности. Ни одной живой души. Из-за угла ангара мы выскочили на бетонированное лётное поле.
Вдруг впереди что-то беззвучно засверкало, и через какое-то мгновенье над нашими головами просвистел характерный ветерок пулемётной очереди, впереди и перед ангарами упало несколько мин. Мы оказались непристрелянной мишенью.
Раздумывать было некогда. Развернули коляску и «на скаку» ворвались в открытый ангар. Через 2-3 минуты обстрел прекратился. Мы загнали свою коляску в угол ангара и выскочили за угол. Только потом поняли, что бесшабашно пересекли передний край. Объясняться с пехотой было бессмысленно.
Война для меня закончилась так: радиограммой известили о необходимости срочно прибыть в штаб полка. Меня послали на курсы в Россию.
День Победы — 9 Мая — встретил в Качинском авиаучилище лётчиков в г. Красный Кут Саратовской области на курсах ГлавПу РККА. Нас, слушателей, было 50 человек, собранных с различных фронтов войны. Жили в центре городка.
В ночь с 8 на 9 мая часа в 2.00 или 3.00 наш дневальный — капитан Степан Бандура (бывший московский милиционер) — заметил над аэродромом фейерверк из ракет и услышал беспорядочную стрельбу. Уточнив по телефону обстановку, дневальный во всю мощь своих легких объявил:
— Братья славяне! Кончай ночевать! Победа!
Он попутно добавил несколько непечатных слов в адрес Гитлера. А сам рухнул на порог, прожив еще двое суток не приходя в сознание и скончавшись от кровоизлияния в мозг.
У нас шок продолжался 2-3 минуты. Потом все вскочили, кто орёт «ура!», кто смеется, кто рыдает. Затем начался стихийный салют в честь Победы. Все имевшиеся в наличии патроны до последнего были выпущены в воздух.
Жители городка, стар и млад, поднялись на ноги. Радость за живых, разрывающая душу боль за не вернувшихся с войны — всё перемешалось. Среди дня состоялся гарнизонный парад.
Проводив в последний путь капитана Бандуру, мы разъехались в месячный отпуск, первый законный отпуск за всю войну и после войны.
1989 г.
ЛАПУТИН Михаил Павлович
(1922—1997 гг.)
Уроженец Смоленской области, деревня Колотовино.
В семнадцать лет — матрос Верхнеиртышского пароходства до декабря 1941 года. Призван в армию и направлен в Тамбовское училище, по окончании которого получил офицерское звание, командуя взводом минометчиков. В боях принимал участие на Брянском и 1-м Прибалтийском фронтах. Был трижды ранен. После окончания войны продолжал службу в Советской армии до 1953 года.
В 1959 году с отличием закончил институт и по путевке Челябсовнархоза направляется в распоряжение предприятия п/я 18 в г. Кыштыме. В Челябгипромезе трудовую деятельность Михаил Павлович начал инженером-конструктором электротехнического отдела и прошел путь до заместителя начальника отдела.
Проявил себя грамотным специалистом, требовательным руководителем, скромен.
М. П. Лапутин награждён орденами Отечественной войны I и II степени и восемью медалями. О том, как Михаил Павлович встретил день Победы, он пишет в своих воспоминаниях.
«Взять Кёнигсберг с ходу не удалось...»
В конце апреля 1945 года (точно не помню) Советская армия подошла к г. Кёнигсбергу. В это время ударом на Данцинг Восточная Пруссия была отрезана от Германии. Кольцо сжималось к Кёнигсбергу, и вся отрезанная группировка отходила к городу. Там сосредоточились огромные силы противника, включая власовцев и курсантов военных училищ — юнкеров.
Взять город с ходу не удалось. Город был сильно укреплен. Вокруг него были расположены форты и бункера, соединённые ходами сообщения.
Форт — это бетонированное сооружение площадью примерно в квартал, в три этажа. Два нижних под землёй, третий — наземный. Нижний этаж заполнен снарядами, второй — орудиями и танками, а третий, с бойницами, живой силой. Бункер — сооружение площадью с дом. Стены у фортов и бункеров железобетонные, толщиной около 6 м.
Перед нами оказался один форт и один бункер, соединённые ходами сообщения.
Взять форт приступом не удалось. Мы несли большие потери, а противник был фактически неуязвим. Было принято решение выкатить на прямую наводку крупнокалиберные орудия и пробить брешь в укреплении. Несколько суток вели огонь по одной точке, но пробить брешь не смогли.
Тогда было принято решение взорвать форт. Несколько десятков сапёров, двигаясь за огневым валом, тащили ящики со взрывчаткой. Ящики были уложены в образовавшуюся воронку. Произведен взрыв.
Мы бросились в атаку и ворвались в форт. Как оказалось, даже взрывом
