Белл вспыхнула и гордо вскинула голову, откидывая назад пушистые темные волосы.
– Это я сама испекла, – прошептала она.
– Ты? Еще лучше!
Эли сжал руку Дарл:
– Загадай желание и задуй все свечки сразу.
Дарл притихла, посмотрела на мигающие огоньки и произнесла:
– Хочу, чтобы ты и Белл были моей семьей!
Белл удивленно уставилась на нее, а Эли захлестнула теплая волна радости, к которой, правда, примешивалась тревога.
– Ты не должна говорить об этом вслух.
Белл вздохнула и закивала головой:
– Желание тогда не исполнится!
В глазах Дарл появилось суровое выражение:
– Я сделаю так, что мое желание сбудется. Уж я постараюсь!
Она яростно задула свечки и посмотрела на Эли. V него защемило сердце. Он достал из кармана маленький пакетик и протянул его Дарл – накануне он сам аккуратно завернул подарок в белый бумажный носовой платок. Девочка осторожно разорвала обертку, как будто это был тончайший шелк. Внутри оказался маленький кусочек мрамора совершенной овальной формы, отполированный до блеска. В центре овала была вырезана фигура, напоминающая удлиненную восьмерку.
– Я сделал это для тебя, – сказал Эли и, переминаясь с ноги на ногу, хрипло пояснил: – Это математический символ. Он означает бесконечность – то есть то, что навсегда.
Дарл поцеловала его. Просто поднялась на цыпочки, прежде чем он сообразил, что она намерена сделать, притянула его к себе за воротник рубашки и быстро поцеловала в губы. Эли покраснел, и Дарл тоже залилась румянцем. Она внимательно посмотрела на него, а потом сразу же отвела глаза, охваченная смущением.
– Навсегда, – прошептала она.
Никто не знал, как им теперь себя вести, о чем говорить. Эли и Дарл сели прямо на землю у мраморной скамьи и, отталкивая воздушные шары, которые нежно терлись об их кожу, принялись есть нежный кекс. Белл смотрела на них и улыбалась.
Эли наслаждался каждым мгновением. Ему казалось, что его сердце вот-вот разорвется. Он знал, что Дарл всегда будет для него самой красивой, самой умной, самой сладкой…
* * *
Стояла середина октября. Была суббота. Я помню строгие силуэты дубов, выстроившихся вдоль подъездной аллеи Марбл-холла, помню покой, опустившийся на землю. В доме тоже царила тишина. Сильный осенний дождь, прошедший накануне, сбил с деревьев довольно много листвы. Мои мысли тоже были какими-то голыми, плоскими. Я ждала наступления зимы.
Я сидела на диване в оконной нише библиотеки, свернувшись калачиком на подушках, нежилась в лучах скупого осеннего солнца и читала новую книгу под названием «Вниз по течению». Где-то далеко Сван разговаривала по телефону с поставщиком продуктов, планируя предстоящие званые вечера в Бернт-Стенде и в Эшвилле. Матильда уехала на уик-энд, а Карен заснула в моей спальне. Энни Гвен, которая теперь частенько одна управлялась и на кухне, и в доме, вытирала пыль в гостиной.
Я собиралась через час надеть пальто и отправиться в Сад каменных цветов: мы договорились встретиться там с Карен, Эли и Белл. В свое время я пережила невероятно скучные уроки бальных танцев в Эшвилле и теперь учила их всех вальсировать. Впрочем, Эли обычно отказывался танцевать, Белл, Карен и я кружились вокруг него, а он вытягивался на траве на солнышке и, усмехаясь, наблюдал за нашими глупостями.
Тикали часы на камине. Я перевернула страницу книги. До моих ушей долетел какой-то непривычный шум, но я не обратила на него внимания, как на назойливую муху. Однако шум стал громче, и я подняла голову, прислушиваясь. По дороге к дому подъезжала машина. Ничего странного в этом не было – вероятно, Сван пригласила в гости кого-то из своих подруг. А они все знали, что от приглашения Сван отказываться не следует.
– Я открою дверь! – крикнула я Энни Гвен.
Я прошла по просторному холлу и выглянула на улицу через узкое боковое окошко рядом с высокими двойными дверями. К дому мчалась ярко-красная спортивная машина «Транс Ам». Я задумалась. Сван не зналась с людьми, которые ездят на таких машинах.
Верх у машины был поднят, поэтому разглядеть того, кто сидел за рулем, мне не удавалось.
Я открыла массивные двери и вышла на крыльцо, обрамленное высокими стройными кедрами в мраморных кадках. Машина подъехала ближе, и теперь было видно, что за рулем сидит темноволосая женщина. Глаза ее скрывали огромные солнечные очки. Быстроходный спортивный автомобиль влетел во двор, едва не задев клумбу и аккуратно подстриженный газон. Завизжали тормоза, машина остановилась всего в нескольких дюймах от мраморных ступенек крыльца. Такое театральное появление меня безмерно удивило. Открылась дверца, и показались длинные ноги в ярко-красных высоких сапогах на высоченных шпильках. Джинсы от известного дизайнера обтягивали, словно перчатки, стройные бедра. Женщина расправила плечи в шикарном кожаном красном пиджаке; внушительная грудь колыхнулась под белоснежной блузкой, такой прозрачной, что я смогла разглядеть бюстгальтер. На ее губах сияла вишнево-красная помада, кудрявые темные волосы свободно падали на плечи.
Я смотрела на нее во все глаза. Подумать только, такая дикая женщина у нашего порога!
Незнакомка пристально посмотрела на меня, потом улыбнулась, и я заметила, что кожа на ее щеках не такая уж упругая. Она не была такой молодой, какой хотела казаться. Но сарказма ей было явно не занимать.
– Смотри-ка, ты точная копия своей распроклятой бабушки! – прозвучал ее низкий хрипловатый голос.
Я по-настоящему рассердилась, закрыла рот, который у меня открылся от удивления, и гордо вскинула голову:
– Мэм, только всякая шваль позволяет себе говорить подобным образом!
Она рассмеялась.
– Господи! Ну совсем как Сван!
У меня за спиной распахнулись двери дома. Я быстро обернулась. На пороге стояла бабушка и смотрела на гостью. Трудно было себе представить настолько непохожих друг на друга женщин. Сван как будто только что сошла с картинки модного журнала. Ее повседневный костюм состоял из брюк свободного покроя от лучшего портного, мягкого серого свитера и нитки жемчуга. Женщину из спортивной машины легко было принять за официантку из придорожной забегаловки, если бы не цена ее наряда.
Никто не произнес ни слова. Глаза Сван, холодные, словно арктический лед, не отрывались от лица незваной гостьи, которая с вызовом смотрела на нее. Молчание затягивалось. Я не дышала так долго, что у меня заныли легкие. Наконец гостья сняла очки, и я потеряла дар речи, увидев ее голубые глаза – глаза Хардигри. Она смотрела на Сван так, как мангуст смотрит на кобру.
– Привет, сестра, – сказала женщина.
Из горла Сван вырвался странный звук, похожий на шипение.
– Здравствуй, Клара.
