управы на них не было. Иногда, не выдержав напряженности от постоянного беспокойства, графиня умоляла старика Кондратия дойти до училища.
– Александра Петровна, миленькая, так добраться туда теперича невозможно. Поздно идти, мост через Неву уже разведен, – говорил каждый раз Кондратий.
– Ах, да, Кондратий. Что это я… Опять забыла.
– Вы уж не беспокойтесь, голубушка. Я завтра поутру обязательно схожу, – успокаивал ее старик.
И Кондратий, верный своему слову, на следующий день шел больше пяти километров до Большой Гребецкой улицы, где находилось училище, чтобы узнать о молодом графе Сергее Владимировиче. Денег на трамвай не было, поэтому приходилось добираться пешком. Но Кондратий относился к нему как к сыну, тревожился за него, а не просто выполнял приказ барыни. Так сложилась его жизнь. Собственной семьи Кондратий не имел. Графиня с сыном были для него как родные люди.
Сереженька был зачислен во Владимирское училище в 1916 году. Шла Первая мировая война. И срок учебы в училище постепенно был сокращен с двух лет до четырех месяцев. Дисциплина в училище была строгая. Первые три месяца домой юнкеров не отпускали, и Александра Петровна сама брала извозчика и ехала в училище, чтобы посмотреть на сына. К лету 1917 года юнкеру Вильегорскому был дан чин прапорщика. На фронт его не отправили по малолетству. Семнадцать лет только исполнилось. Сережа был оставлен в училище в распоряжении его начальника.
Из имения на содержание уже давно ничего не поступало. Семейные драгоценности, за исключением обручального кольца и медальонов в золотой оправе мужа и сына, были распроданы. По карточкам, введенным Временным правительством, должны были выдавать фунт хлеба на человека. По нашим меркам – это 400 граммов. Но хлеба на всех в городе катастрофически не хватало. Летом 1917 года были введены карточки и на другие продукты питания: крупы, сливочное масло, растительное масло, мясо и яйца. Горничная Катерина с утра уходила за продуктами, но многие карточки отоварить не получалось. Подвоз продовольствия в Питер был затруднен. Летом еще было не так голодно. Кондратий пристрастился ловить прямо с набережной Невы ряпушку. Да стали обменивать личные вещи семьи графа, да разные предметы интерьера на дары природы и хлеб на толкучке. Но к октябрю стало очень голодно. Норму выдаваемого хлеба сократили наполовину. Было большим счастьем, если удавалось случайно достать овса, из которого делали кисель. Радовались такому деликатесу как брюквина. Сережа, забегавший иногда домой, видел, что мать тает на глазах. Тогда он отдавал Катерине часть своего пайка и просил ее, чтобы она не говорила матери. Благодаря этому и держались. Двадцатого октября Александра Петровна записала в дневнике: «Я никогда раньше не испытывала такое чувство голода, как теперь. Это, пожалуй, самое неприятное чувство, которого я ОЧЕНЬ стыжусь. Мне СТЫДНО, что раньше я не понимала этого, так как жила обеспеченной жизнью. Господи, почему Ты не прекратишь мои страдания?..»
Во второй половине октября Сережа все реже бывал дома. И Александра Петровна вела беседы с сыном через дневниковые записи, надеясь, что когда-нибудь он прочитает их. «Мой дорогой, Сережа!– писала она. – Ты – единственный продолжатель рода Вильегорских. А время сейчас очень неспокойное. Я постоянно думаю о тебе и тревожусь, ведь мы с тобой так редко видимся. Сереженька, ты уже много знаешь о нашей родословной. Но я решила записать рассказы твоего отца о происхождении рода в дневнике, который начала вести с 1903 года. Хотя сохранились документы в нашем семейном архиве, но как знать… Идет война, и ситуация в стране очень напряженная. Свой дневник я отдам на хранение жене В.А., ты понимаешь о ком я говорю. Она моя хорошая знакомая, а ее муж, как тебе известно, занимает высокий пост. Она сама передаст тебе дневник, если со мной, что случится». Это была последняя запись в дневнике, датированная 23 октября 1917 года. Дневник сын никогда не прочитает. Последний раз он был дома 22 октября. А через день, около трех часов дня, в Питере были разведены мосты для усложнения коммуникаций. Большевики рвались к власти. Маховик событий увлек поручика Сергея Владимировича Вильегорского в пучину бедствий страны и круто изменил его биографию.
В двадцатых числах октября погода продолжала показывать питерцам свой нрав. То шел ледяной дождь, то начинал идти снег. Обычная погода, привычная для питерца. И город продолжал жить прежней жизнь. Невский проспект бурлил. Гуляли прохожие, работали рестораны и синематограф. В Мариинском театре давали оперу «Борис Годунов», а в Народном доме 25 октября в «Доне Карлосе» пел великий Федор Шаляпин. Все билеты были раскуплены. Лишь трамвайное движение было ограничено из-за разведения мостов. 26 октября питерцы проснулись уже при новой власти.
– Александра Петровна, власть сменилась, – взбудораженно кричала, а не говорила вернувшаяся с улицы Катерина, которая отправилась утром за добычей продуктов. – На столбах бумажки какие-то висят. Я читать-то не умею. Народу вокруг – уймища. Все вокруг говорят, что у власти теперича какие-то большаки. Господи, что же будет? Я сейчас шла мимо Дворцовой площади, а там пьяная драка. Жуть, как страшно было. Оказывается, не поделили бочки с вином из погреба Зимнего дворца, который разграбили. Меня чуть с ног не сбил какой-то громила в папахе, откинутой на затылок. Он с левольером бежал и стрелял. Упаси, Господи, – перекрестилась Катерина, дрожавшая от страха.
– Да что же за большаки, Катерина? Очевидно, большевики. Сережа говорил вроде о них. Ну, ничего. Подождем Сереженьку, он нам все расскажет.
– Александра Петровна, миленькая, – вступил в разговор Кондратий. – А мосты-то в городе все разведены! Трамваи не идут от училища. Как же он доберется теперича до нас?
– Ой, правда твоя, Кондратий. Что же я и Сереженьку теперь не увижу? – запричитала графиня. – Что делать, что делать?
Графиня не видела сына уже четвертый день. И где ей было знать, что ожидает его впереди. Вместе с юнкерами и офицерами Владимирского училища Сережа участвовал в мятеже против правительственных войск большевиков. 29 октября они разоружили караул, который охранял училище, и арестовали комиссаров Военно-революционного комитета. Тогда большевики подвезли трехдюймовки из Петропавловки и открыли огонь прямой наводкой по зданию. Целые сутки юнкера и офицеры оказывали ожесточенное сопротивление. Выломав вход, красногвардейцы ворвались в училище и учинили настоящий погром. На глазах Сергея погибали его товарищи, совсем еще мальчишки, вчерашние гимназисты. 71 был убит, 130 ранены. Многие были заколоты штыками – заколоты безоружные, так как бой был рукопашный. Руководитель их выступления полковник Н.Н. Головин был убит. Сергею с несколькими друзьями удалось уйти по крышам. И это было настоящим чудом. Потом им станет известно, что
