просто не сдаётся:
— Давай угадаю. Этот человек — какая-нибудь очаровательная молодая особа? Так?
— К чему этот вопрос?
— Всего лишь банальный интерес. Как там Илона?
«А она здесь причём?» — собираюсь спросить, как правильная догадка сама просится на ум.
— Ты серьёзно? Думаешь, что я изменяю жене? Пап, ну это просто смешно. Мало того, что у меня банально нет времени на интрижки, так и Илонка меня полностью устраивает. Во всех смыслах.
— Хорошо, если так, — отец расслабленно откидывается на спинку кресла, — и всё-таки, хочу напомнить, что семья должна быть для тебя в приоритете.
— Странно, что ты вообще завел эту тему. Ты ведь лучше всех знаешь, что между мной и Илоной нет и не было никакой любви. И никогда не будет. Сплошные договорённости.
— А кто говорит о любви, Артур? Любовь это удел дураков и романтично настроенных девиц. А ты вроде ни к тем, ни к другим не относишься.
В ответ я лишь осторожно киваю, по-прежнему не понимая, чего хочет добиться отец своими речами.
— Я говорю тебе о семье, — пригубив коньяк, продолжает он, — Илона и Никита это не только твоя визитная карточка перед нашими партнёрами, мол, смотрите, Артур Вавилов не какой-то там повеса и прожигатель жизни, а серьёзный семьянин, надёжный человек. Нет, жена и сын это твой тыл, твоя опора, крепость. И пусть так оно и будет, Артур. Не совершай ошибку, о которой ты потом горько пожалеешь.
Кожей чувствую, как маска равнодушия медленно сползает с моего лица. Вот что это сейчас было? Слова отца звучат, как самое настоящее предупреждение.
Точнее, почему как? Это и есть предупреждение.
Предостережение.
Но от чего?
Глава 11
Ангелина
Осторожно уложив так и не проснувшуюся Лерку в кровать, я быстро задергиваю шторы и для верности проверяю, закрыла ли дверной замок. Хотя от двери там одно название — при желании её легко можно снести с петель одним ударом.
«Но этого не случится», — упрямо подсказывает внутренний голос, и почему-то на этот раз я склонна ему верить. Ровно так же, как и человеку, который едва не сбил меня сегодня на перекрёстке.
Поначалу я действительно решила, что это Гриша каким-то образом разыскал нас и явился по мою душу. Но потом…
Не знаю как, не знаю почему, но слова и поведение Артура убедили меня, что он не имеет к моему муженьку никакого отношения.
Он был слишком прямолинейным в своих речах. Настойчивым. Порядочным. Не скрывал своего истинного «я» в отличие от Гриши.
Вот у благоверного было припасено бесчисленное количество масок на все случаи жизни: от благородного и примерного семьянина, до строгого, но справедливого начальника. И только дома он сбрасывал всё это притворство, раскрывал карты, демонстрируя свою звериную натуру.
Внезапно озноб порождает омерзительную волну, которая поднимается от кончиков пальцев ног до самой макушки. И я знаю, что сейчас будет. Эти уносящие меня в прошлое приступы паники в последнее время являются всё чаще и чаще. Хорошо, что Лерка крепко спит, и ей не придётся видеть меня в таком состоянии.
До боли прикусив губу, я зажмуриваюсь, сдавливаю виски ладонями и остервенело мотаю головой в разные стороны, чтобы прогнать омерзительное видение.
Не получается.
Я не помню, какой это по счёту побег. Очередной неудачный побег, потому что Гриша опять с легкостью отыскал меня, выдернул из той дыры, в которую я так отчаянно пыталась забиться, швырнул на заднее сидение машины, чтобы вернуть в мой персональный ад. Лерку он предусмотрительно увёз на другую квартиру — негоже дочери видеть, как любящий папуля избивает и насилует её собственную мать. Нет, в её глазах он должен оставаться образцово-показательным отцом, эдаким недостижимым идеалом.
Да только зря Гриша ставит знак равно между словами «маленький» и «глупенький».
Лерка уже тогда всё стала понимать. Осознавать, что именно представляет собой «любимый папуля». И, кажется, именно с того дня в её глазах начал мелькать тот самый животный страх при виде отца.
А в аду, ну то есть дома, уже всё подготовлено для очередной экзекуции. С лёгкостью Гриша заталкивает меня в свой кабинет и захлопывает дверь. Не на ключ. Эта мысль бьётся у меня в голове, как подскочивший у сердечника пульс, пока я неумело пытаюсь увернуться от очередной серии болезненных ударов. В какой-то момент благоверный берет тайм-аут — утомился. Для него ведь избиение жены это своеобразная кардио-тренировка, хоть в зал не ходи. Он пинает меня в рёбра, словно проверяет, в сознании ли я ещё или нет. А потом отходит на пару метров, кажется, чтобы налить себе выпить.
И в эту секунду я, игнорируя ноющую боль, резвым волчком вскакиваю на ноги и опрометью бросаюсь к двери. Тяну её на себя — она действительно открыта, и я уже вот-вот выберусь наружу, но… Мужская рука с силой хватает меня за тогда ещё длинные волосы и затаскивает обратно.
Гриша смеется. Его по-прежнему забавляют мои попытки сопротивления. Даже заводят, судя по откровенно похотливой ухмылке и масляному взгляду.
Он подходит ко мне не спеша. Садится на корточки, наблюдает, как я откашливаюсь и пытаюсь отдышаться. Заботливо убирает с моего лица светлые волнистые пряди, гладит по щеке… чтобы в ту же секунду больно схватить за шею одной рукой, а другой унизительно сжать мои губы.
— Когда же ты уже поймешь, принцесса? — с тихой яростью шепчет он мне прямо в лицо, а его дыхание мерзко обжигает кожу, как кислота. Пытаюсь отвернуться, но Гриша лишь сильнее сдавливает моё горло. — Когда же ты уже поймёшь, что принадлежишь мне? И будешь принадлежать до тех пор, пока мне это не надоест. И кстати, в твоих же интересах, чтобы этот момент наступил как можно позже.
Похлопав меня по щеке, Гриша обнажает идеально-ровные белые зубы.
— Ты всё поняла, принцесса? Вот и умница. А теперь покажи мне, как ты соскучилась. Всё-таки целых три дня не виделись!
Ещё один болезненный рывок за волосы — и я оказываюсь на огромном кожаном диване. А затем следует звук рвущейся ткани моего платья и грубый толчок в спину. Экзекуция продолжается, только теперь она принимает куда более извращенный характер, чем уже обыденные для меня избиения.
Близость с Гришей это не про удовольствие, не про ласку или нежность. Это про унижение. Издевательство. Демонстрацию силы. Про очередную его попытку сломать меня, разбить мою волю вдребезги, а осколки выбросить куда подальше…
Но наконец, адская карусель прошлого, останавливается, и я медленно возвращаюсь в реальность. В
