в опасную зону, так называемый «очаг другой реальности». Количество информации, образов и эмоций там было такое, что у людей из ушей шла кровь, многие сходили с ума, а некоторые умирали от высокого нервного напряжения и кровоизлияния в мозг. Андрей Николаевич был тогда единственным человеком, который смог справиться с демкой и выбраться из зоны. Тёмен отец погиб, и невозможно было даже устроить ему достойные похороны.
После этого случая Андрей Николаевич стал заботиться о семье друга: помогал его беременной жене по хозяйству и деньгами, присматривал за Артёмом, а позже и за Вадиком. Своей семьи у него не было, поэтому дядя Андрей постоянно приходил к ним в гости, приносил вкусной еды и болтал с мамой.
– Ты уже совсем взрослый стал, Артём, вон, восемнадцать лет скоро стукнет. А я-то тебя помню ещё совсем мальчишкой, бегал тут под столом, в кубики играл. Я долго ждал, перед тем, как тебе сказать… Хотел, чтобы ты подрос и начал уже соображать, что к чему. Ты же знаешь, что было, когда погиб твой отец?
«Блин, да старик пришёл просить руки мамы!» – осенило Артёма. Он хоть и уважал дядю Андрея и был ему за всё благодарен, но честь и память отца были превыше всего.
– Знаю, конечно, – зло ответил Тёма, отодвигая в сторону пустую тарелку и готовясь к обороне, – мой отец погиб как герой.
– Это бесспорно. Но я сейчас о другом. Ты знаешь, в какое место мы попали в тот день?
– Ну, да, в очаг другой реальности, – ответил Тёма, а про себя подумал: «Да куда ж он клонит?»
– Именно. Это место, где материальная информация не просто бесконтрольна. Она агрессивна. Она рвётся тебе в сознание, в нервы, в организм такими сигналами, что речь уже идёт о жизни и смерти. Как ты знаешь, считается, что другая реальность случайна в своём проявлении. Но после того случая я поверил в её избирательность. Видишь ли, в том месте, где образы били в сознание хлеще, чем пули, а люди истекали от них кровью, я кое-что увидел. Именно об этом я и хотел с тобой поговорить.
Тёма всё ещё ничего не понимал. Всё это так внезапно обрушилось на него… Материальная информация, избирательность, смерть его отца. Как это всё связано? Что нужно учителю от него? И почему сейчас? Он же вообще меньше других понимает в демке! В детстве Тёма вообще не верил ни в какую другую реальность, ему казалось, что все над ним просто прикалываются. Он не видел сны, ни наяву, ни когда спал. И все эти разговоры о ярких картинках, деревьях и других мирах считал пустой болтовней и враньём. Потом, конечно, он понял, что всем вокруг незачем ему врать, но что такое демка, он так до сих пор и не понял.
– Когда мы попали в очаг, люди падали на землю, хватались за голову, кричали… Это было ужасно. Кошмарный сон слился с кошмарной действительностью. У меня было такое чувство, будто моя голова раздулась до невероятных размеров, границы сознания стёрлись, мозг больше не был ограничен черепной коробкой… И тут мне явилось видение.
Я увидел весь мир, всю нашу круглую и, некогда, голубую планету Земля. Как бы сверху, с неба. Как и предполагают наши учёные, прежних континентов больше нет. Но самое ужасное, самое поганое и отвратительное, что и надежды никакой нет. Надежды, что всё вернётся на круги своя, что Москва зазеленеет и по ней будут ходить тучные коровы с овечками… В общем, такой надежды не должно быть. Я увидел всю Землю, а затем фокус перенёсся на наш город. С высоты он кажется таким же серо-коричневым, кстати. Над нами – непробиваемое недвижимое облако гигантских размеров, вокруг нас – выжженная, бесплодная земля. Ничего живого. Никого живого. Деревьев нет и нет травы. Москва доживает свои последние годы. Прежняя жизнь никогда не вернётся. Мы тараканы в пустой квартире, и мы доедаем последние крошки.
После этого видения я не мог есть, спать, я даже не мог разговаривать с людьми. Я вернулся из зоны абсолютно седым. Внутри меня всё замерло, вымерзло, умерло… Не передать словами, что я чувствовал в те дни.
Артём хоть и не видел всего этого собственными глазами, но и у него внутри после этих слов учителя всё похолодело, а сердце будто упало.
– Как?! Нет, этого не может быть! Я не верю. Нам совсем недавно учитель по генетике сказал, что скоро всё возродится! Почему никто не говорит, что… мы обречены? – пробормотал он, уставившись на старика стеклянными глазами и еле шевеля губами.
– А поверить, Тёма, тебе в это придётся. Естественно, я никому ничего не сказал. Не хотел нести ответственность за массовый суицид последних людей. А больше никто и не догадывается о реальном положении вещей.
Артёму стало трудно дышать, он встал с табуретки и, делая глубокие вдохи, подошёл к окну и открыл его нараспашку.
– Подожди ты за сердце хвататься, молодой ещё. Я только начал свой рассказ.
– Да зачем вы мне вообще рассказываете всё это? Почему нельзя было мне дать дожить хотя бы эти последние годы спокойно? Или вам тяжело справляться с этим знанием в одиночку, и вы решили ещё и мне испортить молодость? И нашли время – только у меня всё в жизни наладилось…
– Во-первых, не кричи так, разбудишь весь дом. А во-вторых, попридержи коней, а то наговоришь сейчас лишнего. Я же сказал, я только начал рассказывать, – Андрей Николаевич встал, налил в железную кружку холодной воды и протянул Тёме. – Садись, выпей водички и позволь мне всё-таки продолжить.
Тёма взял кружку и посмотрел на своё отражение в окне – проверить, не поседел ли.
– После этого я думал только о том, как же так может быть, почему нас бросил Господь, неужели мы одни и зачем тогда всё это нужно. Ну, и всё в подобном ключе. Я искал ответы. Я иссушил мыслями свой мозг, испортил зрение, изучая религиозные книги, труды по биологии, географии, этнологии и философии. Нигде ответа не было, как бы судорожно я ни искал. И я сдался. Я отключил свои мысли, эмоции кончились, и я просто стал машинально, механически выполнять свои функции, доживая последние дни. Ходил на работу, вёл уроки, разговаривал, даже улыбался.
И однажды, сидя в учительской… Хотя начну не так. Был очень жаркий день, в школе все с ума сходили от духоты и обливались потом. Наталья Леонидовна открыла окно и сказала фразу, которая на всю
