нас, как и у наших спутников, имеется изрядный запас продовольствия.
– Я говорю о другом. Помимо удовольствия от охоты, о котором не стоит забывать, ты не берешь в расчет слоновую кость.
– Верно! Я и не подумал!
– Тогда слушай меня, бескорыстный ты человек! Тебе известно, сколько примерно весят бивни твоего слона?
– Думаю, килограммов сто оба.
– Самое меньшее. А почем слоновая кость, ты знаешь?
– Пятнадцать франков кило, если мне не изменяет память.
– Совершенно верно. Сто раз пятнадцать – это полторы тысячи, если только верно, что арифметика – наука точная. Стало быть, одна остроконечная цилиндрическая пуля, помещенная между ухом и глазом этого честного толстокожего, принесла тебе полторы тысячи франков.
– Здорово! Главное, какой удивительно точный арифметический подсчет. Однако позволь мне заметить, хоть я и рискую добавить ложку дегтя в бочку твоих медовых иллюзий…
– Я слушаю…
– Ты забываешь перевозку.
– Я как раз об этом и хотел сказать. Челюсть второго слона, которого так аккуратно распорол носорог, представляет неменьшее количество товара и, стало быть, неменьшую денежную ценность. А что касается того слона, которого подбил Жозеф, то его мы еще, пожалуй, тоже найдем и о нем поговорим отдельно. Во всяком случае, сегодняшнее утро принесло нам не меньше трех тысяч франков чистого дохода.
– Но опять-таки перевозка этого громоздкого товара…
– Это касается наших лошадей. Мы на них аккуратно навьючим четыре бивня. На ближайшей станции мы оставим бивни на хранение и потребуем их, когда будем возвращаться. А уж тогда одно из двух: либо мы найдем клад, который ищем, и тогда мы эти бивни подарим начальнику станции; или же мы будем возвращаться с пустыми руками. В этом последнем случае мы где-нибудь приобретем фургон и быков и увезем свой товар, не считая всего прочего, что нам удастся собрать.
– Что ж, неплохо. А припасы на обратный путь?
– Наши славные бечуаны показывают нам, как это делается. Они уже отдохнули, и смотри, как они заботливо разрезают остатки мяса на тонкие ломтики. Ты догадываешься зачем? Они развесят это мясо на деревьях на самом солнцепеке и будут держать до полной просушки. Это то, что в здешних местах называется «билтонг», а в Мексике – «тасахо». Они сделают то же самое со вторым слоном и таким образом надолго обеспечат себя пищей. А теперь мы здесь устроимся самым удобным образом. Уж положись на меня. Скоро ночь, а мы здорово устали. Наши бечуаны разведут костры, чтобы отогнать диких зверей, которых, несомненно, привлекут запахи бойни. Мы расположимся неподалеку от ямки, в которой к нашему обеду тушатся слоновьи ноги – которые впору назвать не ногами, а подножиями башен. Это будет нам на завтра. А пока – спать! Пусть благотворный сон принесет нам отдых после трудного дня.
Однако этому столь естественному пожеланию не суждено было сбыться. Не прошло и трех часов с той минуты, как глубокая тишина объяла лагерь, как в перелеске, в нескольких шагах от спящих, раздался страшный шум. Европейцы и туземцы вскочили, схватились за оружие и заняли оборонительные позиции. Стреноженные лошади стали беспокоиться и пытались порвать свои путы.
Шум все усиливался, и трое друзей выбивались из сил, чтобы хоть как-нибудь прекратить переполох, в котором слышались крики животных и обезумевших людей.
Глава 6
Четыре разбойника. – Подвиги Альбера де Вильрожа запечатлены неизгладимыми письменами на лицах «Похитителей бриллиантов». – В заброшенном шалаше. – Полугиппопотамы-полубизоны. – Его преподобие. – Закат разбойничьего промысла. – Любовь и ненависть африканского бандита. – Воры, пьяницы и картежники. – Еще о сокровищах кафрских королей. – План Клааса. – Письмо и газетная заметка. – Сплетение интриг. – Человек, которому нужен труп!
– Пусть меня возьмут черти и пусть они свернут шеи вам троим, если я хотя бы теперь не избавлюсь от этого проклятого француза!
– Брат мой Клаас, мне кажется, вы опять тешите себя несбыточной мечтой.
– Чума на вашу голову, Корнелис! Вы мне всегда и во всем противоречите! У вас какая-то мания…
– Ладно! Только что вы пожелали видеть когти Вельзевула на моей шее, теперь вы призываете на мою голову чуму. Брат мой Клаас, вы заговариваетесь.
– У брата Клааса потемнело в глазах.
– Вы хотите сказать, Питер, «покраснело»: он видел кровь.
– Оставьте меня в покое, Корнелис! И вы тоже, Питер! Что я вам, бабенка какая-нибудь? Подумаешь, видел кровь!.. Да для меня что человека зарезать, что цыпленка – одно и то же.
– Я понимаю, зарезать кафра или готтентота… Но человека нашей расы – это все-таки, знаете, другое дело.
– Это был всего лишь еврей. Я так же спокойно всадил нож ему в горло, как зарезал его собаку. Больше того: у собаки все-таки были клыки, она могла защищаться. А тот еврей сопротивлялся как барашек.
– Тогда я не понимаю, почему вы волнуетесь. Я вас никогда не видел в таком состоянии. Вы меня удивляете и даже тревожите.
– Меня взволновала встреча с французом, пропади он пропадом!
– Надо было в таком случае обойтись с ним так, как вы обошлись с тем нехристем.
– Да ведь вы знаете, что он какой-то демон. Он так же силен, как любой из нас, и при этом куда ловчей и изворотливей.
– Ну уж это положим! Я вас не понимаю! Этот сумасброд вызвал вас на дуэль, а вы были достаточно глупы, чтобы пойти стреляться с ним и промахнуться. Вдобавок вы едва не ухлопали отца той молодой особы, руки́ которой добивались! А теперь вы сплетаете вашему сопернику венок из мирта и лавра и считаете, что он стоит выше таких храбрецов, как мы? Клаас, брат мой, я только что сказал, что вы видели кровь. А сейчас я утверждаю: да вы просто слепец!
– Ладно! Будет вам! Раскаркались, как вороны! Его-то тут нет. Он, однако, не очень-то испугался всех нас, вместе взятых, и у вас еще остались достаточно убедительные доказательства на лицах. Взять хотя бы тебя, Корнелис. Ты, конечно, задавака, а все-таки если бы он всадил тебе револьверную пулю не в глаз, выбив половину орбиты, а в самый центр лица.
– Выстрел был меткий, не спорю. Но что из того? Я с ним еще расплачусь при первом же удобном случае.
– А вы, Питер? Почему бы вам не пойти попросить его, чтобы он еще раз сломал свою саблю о ваш череп?
– Дурак! Я потому и сержусь на вас, что у вас была полная возможность свести с ним счеты, а вы…
– Вы, по-видимому, забыли, – возразил тот, кого называли Клаасом, не обратив внимания на то, что ему не дали договорить, – как великолепно он вел отступление,
