окончательно просыпаюсь. На улице темно. Слышу, как из гостиной доносятся приглушенные звуки. Тихо встаю и на цыпочках крадусь к двери. Заглядываю в гостиную.
Макс вальяжно расселся на диване, закинув ноги на журнальный столик. Возле него лежит пачка с кукурузными хлопьями, а в руках джойстик от приставки. На нем те же самые черные джинсы, в которых он был вечером, а на теле вместо толстовки просторная черная футболка. На голове громоздкие наушники.
В компьютерных играх я не разбираюсь, но эта выглядит довольной захватывающей. Подхожу ближе, и Макс замечает меня только, когда я присаживаюсь на край дивана. Кетлер ставит игру на паузу и спускает наушники.
— Не спится? — протягивает мне упаковку с кукурузными палочками.
Киваю в ответ и беру парочку себе.
— Можно я тут посижу? — смущенно спрашиваю, потому что неизвестно, как Кетлер отреагирует. Вдруг просто пошлет? А я сейчас не могу быть одна. Страшнее не придумаешь, чем остаться совсем одной в такой ситуации.
Кетлер, кажется, удивлен. Он чешет затылок и пожимает плечами.
— Может, тогда фильм посмотрим? Какие ты любишь?
— Лучше комедию — немного расслабляюсь и откидываюсь на спинку дивана.
— Понял.
Макс закрывает игру, убирает наушники с джойстиком на полку под журнальным столиком и загружает приложение с фильмами.
Выбираем комедийный ужастик «Убойные каникулы». Наитупейший фильм, скорее, даже пародия на молодежные триллеры, но это самое то, что сейчас нужно, потому что действительно смешно.
Мы довольно быстро расправляемся с кукурузными палочками, и Макс приносит овсяное печенье с шоколадной пастой.
— Попробуй так — он берет печенье, намазывает его сверху шоколадной пастой и протягивает мне. — Сестра просто обожала в детстве так есть печенье и меня приучила.
Беру печенье, и, не сводя с Кетлер удивленного взгляда, отправляю его в рот, довольно промычав, потому что это действительно вкусно.
Мне становится спокойно. Сама не понимаю, как расслабляюсь настолько, что даже забываю про тетю, ее хахаля, нашу ссору и обстоятельства, при которых я убежала из дома.
Съедаем так еще по одному печенью и одновременно смеемся над сценой в лесу, после чего тут же переглядываемся.
Кетлер вмиг становится серьезным. Я задерживаю дыхание, когда его взгляд спускается к моим губам, а затем к вырезу на футболке. Крики и рев бензопилы из фильма заглушают тишину. Я не выдерживаю и первой отвожу взгляд на экран.
— И что ты собираешься дальше делать? — вдруг спрашивает Кетлер.
Задираю голову вверх и прикрываю глаза.
— Не знаю. Поживу у Осиповой несколько дней, а затем посмотрим.
Макс прочищает горло.
— Если хочешь, можешь остаться здесь, пока не придумала, что делать дальше. В этой квартире кроме меня из семьи никого не бывает, так что…
— Спасибо, но нет— перебиваю его. — Я не смогу остаться здесь.
— Почему? — хмыкает Макс. — Я не собираюсь здесь с тобой тусить, если ты об этом.
— Я не об этом — потираю глаза. — Господи, как ты не понимаешь, что мне стыдно!
— Чего ты стыдишься? Ты же ни в чем не виновата!
Перевожу на него взгляд.
— Не виновата, но это ничего не меняет, понимаешь? Осипова тоже не понимает. Вы просто из одного социального мира, а я из другого. Каждый день я выживаю среди вас, не знающих нужды, не понимающих, что бывает такое, когда в холодильнике пусто от слова совсем, ясно? Вы постоянно меняете дорогущие шмотки, а я свой несчастный рюкзак уже третий год ношу. Я ни в коем случае вас не обвиняю, так сложилось. Но мне стыдно принимать от вас помощь. Это унизительно. Таня, она хотя бы моя подруга, я ей доверяю, а ты… Я вообще не понимаю, почему ты мне помогаешь.
— Ты же сама позвонила мне! — вспыхивает Кетлер. — Значит не так уж и унизительно!
— Да — хлопаю себя по коленям и поднимаюсь с дивана. — Спасибо еще раз, и я, наверное, пойду, а то уже скоро в школу — устремляюсь к двери, ведущей в спальню, но Макс успевает схватить меня за руку и развернуть к себе лицом. В два шага он прижимает меня спиной к двери и упирается руками по разные стороны от моего лица. Мы часто дышим, и воздух накален.
Мои глаза на уровне его подбородка. Словно в замедленной съемке наблюдаю, как Макс облизывает нижнюю губу и склоняется к моему уху.
— Как же с тобой сложно, Томилина!
Кожу обжигает, потому что его губы задевают мочку уха. Тесно и горячо.
— Помнишь, как зарядила мне по щеке, когда я пытался тебя поцеловать?
Дергаюсь, потому что мое тело реагирует на его низкий голос совсем не так, как стоило бы.
— Сейчас также сделаешь? — Макс склоняется все ниже, и я понимаю, что он вот-вот меня поцелует, но почему-то совсем не хочется сопротивляться.
Кетлер застывает за секунду до поцелуя. От него пахнет шоколадной пастой. Подаюсь ему навстречу и прикрываю глаза, действуя точно под гипнозом. Макс почти невесомо скользит по моим губам и прерывисто выдыхает. От этого звука меня пробирает дрожь, а в животе покалывает.
Он целует меня. И когда я отвечаю, стонет прямо в губы, сжимая в руках мою талию.
Мы целуемся.
Нет, не так.
МЫ ЦЕЛУЕМСЯ! С Кетлером! По-настоящему!
Теперь я понимаю, почему Юлька с ума по нему сходит и никого не подпускает. Кетлер крышесносно целуется.
Зарываюсь в его волосы пальцами. Они такие мягкие на ощупь. Я и не представляла, что у парней могут быть такие мягкие волосы.
Но вот я чувствую, как его руки забираются под футболку, и тут же замираю.
Вот дерьмо, что я позволяю себе делать? Это же Кетлер! Парень, у которого есть девушка! Парень, который мне точно не пара! Зачем?
Я обхватываю его лицо руками и отстраняю от себя. Макс часто дышит и пытается сфокусироваться на мне. Но взгляд шальной и темный, как грозовое небо.
— Макс, отпусти меня.
Кетлер, будто не понимает, что я ему говорю и снова тянется к губам, прижимая к себе мое тело еще сильнее. Но я снова отстраняюсь и накрываю его рот ладонью.
— Хватит, прекрати.
Нащупываю ручку и дергаю от себя дверь, проскальзывая в комнату. Закрываю ее обратно и сползаю рядом на пол. Чувствую, как Макс все еще стоит там по другую сторону. Стоит и молчит.
Склоняю голову и прячу ее в коленях. Меня потряхивает и колотит.
