хозяйка, многозначительно улыбаясь.
Девушка смущенно прикрыла лицо передником, засмеялась и выбежала в сени.
— Кто это? — спросил Федор.
— Паренек тут один из города, знаешь его, наверно. Пригляделась ему наша дивчина, все захаживает. А она молоденькая, стесняется.
— A-а! У вас гости… Не помешаю? — спросил скромно Гриценко.
— Заходи, заходи, что застеснялся, точно красная девица? Здесь все свои, — бойко ответила Дуня, кладя еще одну ложку на стол.
Все шло как по маслу. Мужчины разговорились. Каждый старался показать, что он больше другого знает. Гриценко ловко направлял разговор, стараясь выудить у Федора интересующие его сведения об аэродроме. Мариана молчала, притворяясь, что не понимает, о чем они ведут речь, и только изредка вставляла слово.
— Русским надоело уже нас бомбить без толку, отведали нашей силы и успокоились, — Гриценко подчеркнул слово «нашей».
— Это тебе только так кажется! Им очень хочется добраться к аэродрому, прямо как коту в крынку со сметаной, да кишка тонка, — возразил Левчук, важно покручивая свой рыжеватый ус. Усами он обзавелся во время оккупации для солидности, подделываясь под запорожцев.
Выпили еще по одной, закусили. Левчук налил вновь, но Гриценко отказался пить, ссылаясь на то, что ему еще до города надо добраться, а после двенадцати к «шефу» явиться.
— Господин гауптман не любит, когда является кто-нибудь в нетрезвом виде. Особенно, если на задание надо идти. А я его любимец и не хочу портить себе репутацию.
— А мои любят меня во всяком виде. Вот за что любят. — Левчук стукнул об стол кулаком. — Знают, что тот, кого Хфедор Левчук стукнет вот этим маятником, сразу прикажет долго жить, — хвастал Левчук, поглядывая на Дуню. — Не хочешь, полицай, не надо. Ну-ка, Дуняша, тяпнем с тобой по одной.
Он налил себе чайный стакан, налила себе и Дуня. Только в хозяйкин стакан Мариана успела незаметно подлить воду, и Дуня легко выпила его.
— Люблю фрау за смелость. Чистокровная хохлушка ты у меня, Дуня. Род твой, правда, голытьба, но ты жинка гарна, достойна роду Хфедора Левчука, бо-га-а-того роду. Левчуков вся Полтавщина знавала и кланялась им. Господари, почти паны. Вот кто такие мы…
Мариана подумала — а не знает ли этот болтливый прислужник гитлеровцев чего про парашютистов, о которых все говорят. Она наивно спросила, надеясь что-нибудь выудить:
— И что это все твердят про каких-то парашютистов? Неужто правда, пять тысяч марок дают немцы за одного? Вот попался бы мне. То-то сразу разбогатела бы. Вы ничего о них не знаете?
— Хм. Мини да не знать. Половили всех чертей большевистских. Трое их было. На эту охоту и я ходил. Вот этим маятником, — Левчук снова сжал кулак, — як стукнул, так поминай как звали.
Трое незаметно переглянулись, и в глазах их можно было прочесть:
«Ни черта ты не знаешь, хвастун».
Тут вмешался Гриценко. Он постарался перевести разговор на старую тему, чтобы окончательно расположить Левчука.
— Твоя правда, Федор. Были твои деды хозяевами и, может, бог даст, вернется и к тебе богатство. Вот теперь немцы победят и все пойдет по-старому…
Левчук аж просиял от этих слов. Стараясь показать Дуне, что он бесстрашный вояка и друг немцев, Федор начал плести всякую околесицу.
«Вот болтун проклятый. Тараторит аж голова болит, а о складе с горючим ни слова, — подумала Мариана, — или хитрит или не знает».
Но Федор уже разошелся вовсю:
— Э-э! — хлопнул он Гриценко по спине. — Немцы знают, что делают. Вот это, брат, вояки, я понимаю. У них что главное? Оперативность! Понял? То-то. Как одна партия самолетов взлетела, вторая уже готовая на очередь.
— Да ну? — протянул восхищенно Ваня. — И как они только успевают? Ведь один подвоз горючего требует сколько времени…
— Много ты понимаешь. Ничего он не требует. Протянул шланг, и готово…
— Ну, ты ври, да не завирайся, дружище. Где такой шланг длинющий взять, чтобы аж до склада хватило? — не унимался Иван.
— Эх ты, голова, два уха. Любимец гауптмана! Тебя, видно, немцы в полицаи взяли за красивые глаза. Ни черта ни в чем не смыслишь. Склад знаешь где? — Левчук сделал загадочное лицо. Мариана напрягала слух. — Тут же на аэродроме, но только… — Он помедлил и торжествующе закончил:
— …Теперь он не там, где раньше был, за каменной мельницей… Не-е-т! Теперь он, знаешь, Дуня, где? Там, где вы рыли траншеи. Помнишь, налево горка небольшая?..
— Вроде видела, но там только бочка или две с бензином стояли, только и всего… Какой же это склад?..
— То тогда было, а теперь там сотни бочек с бензином. Да-а!
Мариана молчала, стараясь не упустить ни слова из сказанного этим хвастливым пьяницей. Он действительно сообщал очень ценные сведения.
Левчук совсем раскис от выпитой водки… Ваня еле вывел его за порог и спровадил домой.
— Молодец, Дуня! Хорошего окуня поймала. Мы узнали главное, — радовалась Мариана, когда остались вдвоем.
С этого вечера Левчук повадился ходить к Дуне чуть ли не каждый день.
К счастью его перевели скоро из хутора.
— Будешь меня ждать, Дуня? — спросил он, прощаясь.
— Непременно. Как же! Только и думать буду об этом, — пряча насмешливую улыбку, пообещала Дуня.
На острие ножа
В течение недели разведчикам удалось уточнить кое-какие подробности о складе горючего. Он находился на аэродроме, возле рощицы, окруженный колючей проволокой, через которую пропускали электрический ток. Это усложняло выполнение задания. Мариана решила посоветоваться с «Тополем», который лучше знал местность.
— …Есть задание! — начала она разговор. — Выполнить его надо в ближайшие дни.
— В ближайшие дни? Может быть, ночи? — пошутил Гриценко.
— Конечно, ночи.
Оба улыбнулись шутке.
— Какое задание? — посерьезнел Иван.
— Пока оно засекречено, узнаешь позже. Надо готовить взрыв. Сможешь обеспечить взрывчатку и с полдесятка гранат? Лучше бы «лимонок»?
— Есть!
На утро Гриценко доложил, что взрывчатка приготовлена. Но два последующих вечера, как назло, выдались светлые. Пришлось ждать. На третий, наконец, подул ветер, начал моросить мелкий дождь. Сразу похолодало. Начиналась поздняя дождливая украинская осень.
— Дуня, — сказала Мариана хозяйке, — этой ночью я иду выполнять задание. Не ложись спать. Будь готова ко всему. Может случиться и непредвиденное. Поэтому приглядись, не следит ли кто за домом. Если начнется облава, — знай, что меня поймали. Поджигай дом и убегай. Да-да, поджигай. Надо идти на все. И… не плачь, родная. А пройдет все благополучно, — вернусь поздно…
— Господи, о чем ты думаешь, — прошептала Дуня. — Ты всегда верь, что все будет хорошо.
— Будем надеяться, что так оно и будет. Очень хочется жить. Но в такие минуты надо быть готовой к самому худшему. Давай поцелуемся, Дуня…
Когда стемнело, Мариана
