href="ch2-125.xhtml#id311" class="a">108. Питер Бауэр и Вильгельм Рёпке сделали практически идентичные комментарии.
Бауэр: «Математизация предмета стала, пожалуй, наиболее заметной тенденцией в экономической науке с тех пор, как я впервые вступил в нее. В 1930-х [экономические] журналы можно было читать, не обладая особенными познаниями в математике… сегодня вас сочтут неучем, если вы не владеете математикой, в особенности — ее терминами… Чтение журналов оставляет впечатление того, что экономика стала не более чем разделом прикладной математики, причем таким разделом, который можно успешно развивать, не особенно обращаясь к явлениям повседневной жизни»109.
Рёпке: «Пытаясь прочесть современный экономический журнал, вы зачастую спрашиваете себя, не перепутали ли вы его с журналами по химии или гидравлике… Экономика — не естественная наука; это скорее моральная наука, и как таковая она должна иметь дело с человеком как духовным и нравственным существом»110.
Большинство журналов по психиатрии выглядят сегодня как журналы по нейроанатомии и фармакологии. При этом психиатрия — не медицина и не наука.
И экономисты, и психиатры заявляют, что они способны делать «научно достоверные» предсказания: первые — в отношении экономических тенденций на рынках, вторые — в отношении опасности психиатрических пациентов и безопасности психиатрических препаратов. Макклоски возражает: «Предсказание в экономике невозможно… предсказывание экономического будущего, как это выразил Людвиг фон Мизес, “лежит за пределами возможностей любого смертного”»111. С холодной иронией он отмечает, что если бы экономисты предвидели будущее, они быстро нажили бы «неограниченное богатство, которое приносит такое поистине фаустовское знание. Вместо этого он (экономист) желает по какой-то причине растратить такую возможность, рассказывая о ней другим»112.
Следующие несколько строк подытоживают риторическое сходство между экономикой и психиатрией: «Лингвистика — вот подходящая модель для экономической науки… пожалуй, теперь понятно, что экономисты используют приемы риторики для того, чтобы достичь своих целей. «Исцеление за счет внушения» [со стороны экономического сциентизма] происходит одновременно и буквально, и риторически»113.
Будут уместны еще несколько слов в отношении сходства между экономикой и психиатрией и, соответственно, их претензиями на научность. Хотя Людвиг фон Мизес не рассматривал природу психиатрического предприятия, он указал на взаимодополняющий характер двух дисциплин: «Экономическая теория — это не наука о предметах и осязаемых материальных объектах; это наука о людях, их намерениях и действиях… Поэтому понятиям ненормальности и порочности нет места в экономической науке»114. Представляется, что Мизес оставлял работу по выявлению и описанию поведения людей экономической теории, а по оценке и классифицированию его как нормального и ненормального — психиатрии. В действительности обе дисциплины осуществляют и то и другое.
Фридрих фон Визер (1851–1926), учитель Мизеса и один из основателей австрийской школы экономики, также рассматривал экономику как специальность, сходную с психиатрией и психологией. Он утверждал: «Это исследование использует метод, который недавно стали называть “психологическим”. Такое название указывает, что в качестве отправной точки теория исходит изнутри, из разума экономического человека. Я сам однажды говорил об экономической теории, в этом смысле, как о прикладной психологии»115.
Развивая такой же ход мысли, Фрэнк Х. Найт (1885–1972), основатель (вместе с Джейкобом Вайнером) чикагской экономической школы, писал: «Экономика описывает “экономическое” поведение и “экономическую” социальную организацию в той мере, в которой поведение человека следует определенным правилам, которые, как предполагается, известны аксиоматически, но не исключая других мотивов. Поскольку ее основная идея — это «экономика», связанная с намерениями, которые невозможно воспринять со стороны, она не является в строгом смысле опытной или индуктивной наукой»116. Психиатры также занимаются исследованиями и заявляют о своей экспертной компетенции в области намерений и мотивов, особенно других людей, которых они называют «психически больные».
Политический характер экономики официально признается и выражается термином «политическая экономия». Экономисты, придерживающиеся концепции свободного рынка, более других признают это обстоятельство. Среди психиатров признание политического характера их вмешательств табуировано. Они называют свое лишение людей свободы «госпитализацией» и настаивают на том, что принуждение — это «лечение». Назвать психиатрию политической — оскорбление для психиатра. Они настаивают на том, что психиатрия — «медицинская».
Различия между экономикой и психиатрией как якобы и демонстративно научными изысканиями, а в действительности и скрытно — инструментами навязывания политических замыслов имеют место, и они отражены в том, за какие работы исследователи удостаивались Нобелевской премии за вклад в каждой из этих двух областей соответственно.
Нобелевские премии по «экономическим наукам»
Первые Нобелевские премии присуждены в 1901 г. С тех пор вплоть до 1969 г. премии назначались за достижения по физике, химии, медицине, литературе, также есть премия мира. В 1968 г. Банк Швеции учредил «Премию по экономическим наукам памяти Альфреда Нобеля», которую принято называть «Нобелевской премией по экономике».
Премия по литературе и премия мира, которые не выдаются за достижения в науке, нас здесь не интересуют. Не интересуют нас и премии по физике и химии, поскольку каждая из этих областей представляет собой пример науки. Интерес представляют премии по экономике и по психиатрии как медицине. Как объясняется присуждение этих премий? Присуждение премии по экономике объясняют аппаратом математики и теории вероятностей, которым якобы поддерживается работа экономиста. Mutatis mutandis[6], премию по медицине/психиатрии оправдывают ссылками на нейроанатомию, нейрофизиологию, нейрофармакологию и генетику, которые якобы формируют научные основы терапевтических достижений психиатра. Иными словами, математика служит для того, чтобы скрыть политическую суть «экономической науки», а нейромифология и фармакомифология — чтобы замаскировать политическую природу «психиатрической науки».
Первая Нобелевская премия по экономике присуждена в 1969 г. Рагнару Фришу и Яну Тимбергену за «развитие и применение динамических моделей к анализу экономических процессов». В 1970 г. лауреатом стал Пол Самуэльсон, которого чествовали за «научную работу, в рамках которой он развил статическую и динамическую экономические теории и сделал активный вклад в то, чтобы повысить уровень анализа в экономической науке»117. Лауреат 1971 г. Саймон Кузнец был награжден за «обоснованное опытным путем истолкование экономического роста». Победители 1972 г., сэр Джон Хикс и Кеннет Дж. Эрроу, получили премию за «новаторский вклад в общую теорию экономического равновесия и теорию благосостояния». В 1973 г. Василий Леонтьев был награжден за «развитие метода “затраты—выпуск” и за его применение к важным экономическим проблемам». Каждый из этих людей практиковал математическую экономическую науку и — не случайно — отстаивал социалистическую, командно-административную экономику.
В 1974 г. премию поделили между Гуннаром Мюрдалем и Фридрихом Хайеком за их «новаторскую работу по теории денег и экономических колебаний и за глубокий анализ взаимозависимости экономических, социальных и институциональных явлений»118. Карл Гуннар Мюрдаль (1898–1987), выдающийся социалистический деятель в
