и ее самоидентификацию посредством воображаемых географий, хотя бы потому, что его филиппики вызывали и вызывают немалый общественный резонанс [Laruelle 2008: 9]. Среди ультраконсерваторов он был самым настойчивым в попытках теоретически обосновать возвращение России от ее постсоветского статуса культурного и политического захолустья к привычному статусу центра силы. Для него вопрос национальной идентичности – это вопрос, стоящий в центре его собственной воображаемой географии, а именно воображенной им географии Евразии, где заключена «безусловно глубинная реальность национальной психологии, “Внутренний Континент”, синтезирующий в себе мировоззрение гигантской нации» (МЕ, 576). В каждом истинно русском, подразумевает Дугин, есть свой «внутренний континент», стремящийся к самоосуществлению на физически реальном континенте Евразии.
Каждый из трех авторов – объектов нашего исследования – по-своему отвечает если не самому Дугину, то определенным аспектам представляемого им неоимпериалистического евразийства. В. Пелевин разоблачает Евразию как воображаемое пространство. Л. Улицкая преображает символическую географию «севера», которой Дугин определяет Россию. М. Рыклин использует пороговое пространство западной границы для диагностики смутной тревоги, служащей скрытым психологическим мотивом для стремления к неоимпериализму. То, что Дугин даже в 2006 году, уже по окончании первого президентского срока Путина, остался объектом литературно-политической иронии, говорит о том, что он оставался неизменно значимой фигурой в дискуссиях об идентичности.
* * *
Дугин получил заочное техническое образование, а позже защитил кандидатскую диссертацию по философии науки в Ростовском университете. Он всегда был заворожен национальным мифом в разных его проявлениях. В 1988 году он вступил в ультраправую организацию «Память». Когда в 1990 году Александр Проханов, бывший военный корреспондент в Афганистане, создал ультраконсервативную газету «День», Дугин стал ее преданным автором [Лимонов 2002: 69]. В середине 1990-х он, вместе с неофашистским писателем Эдуардом Лимоновым, стал одним из создателей национал-большевистской партии [Shenfi eld 2001]. В НБП Дугин был идеологом и специалистом по теории фашизма. Когда партия не прошла пятипроцентный барьер, необходимый для представительства в Госдуме, он переключился на другие проекты. Написав «учебник» по геополитике «Основы геополитики» [Дугин 1997], Дугин все-таки вошел в Думу в качестве советника тогдашнего спикера Г. Н. Селезнева (который был сторонником включения дугинской книги в школьную программу), а затем, с помощью прокремлевского политолога Глеба Павловского, вошел и в круг приближенных путинского Кремля [Dunlop 2001][34]. Дугин продолжал работать в националистических изданиях, был главным редактором журнала «Элементы», с 1998 года – создателем и разработчиком сайта www.arctogaia.com. Ему удалось зарекомендовать себя в качестве официального представителя крайне правого крыла российской общественности, приглашенного выступать в таких научно-образовательных заведениях, как Школа углубленных международных исследований Университета Джонса Хопкинса [Katz 2005].
В 2001 году Дугин основал общественно-политическое движение «Евразия», на церемонии открытия полностью поддержанное влиятельным политологом и тележурналистом А. Панариным [Umland 2001–2002: 32]. Он прилагал все усилия, чтобы оставаться в центре внимания, публиковался и в таких газетах, как «Литературная газета» и «Красная звезда», и в массовых журналах типа «Огонька»[35]. Ответ на вопрос, действительно ли он добился существенного успеха в попытках быть услышанным, или это не так, в значительной степени зависит от того, кто этот ответ дает [Dunlop 2001; Laruelle 2001: 85–103, особенно 92][36].
По разным данным, в это время Дугин определенным образом повлиял на мнения и политику путинской администрации. Как отмечала М. Ларюэль в 2001 году, Дугин «претендует на роль “серого кардинала” в новом правительстве [Путина]» [Laruelle 2001: 85][37]. В 2000 году он утверждал, что его неоевразийское мышление оказало непосредственное влияние на внешнюю политику Путина, после того как президент, обозначая российскую идентичность, воспользовался отсылкой к евразийству: «Россия всегда ощущала себя евроазиатской страной» [Путин 2000; Schmidt 2005][38]. Друг Дугина Д. Рюриков был российским послом в Узбекистане. Некоторые руководители бывших советских республик, такие как президент Казахстана Н. Назарбаев, проявляли интерес к евразийству и возможному Евразийскому союзу [Laruelle 2001: 93].
Трудно с уверенностью сказать, какого сорта сторонники на самом деле имеются у Дугина. Безусловно, он сам создает себе лучшую рекламу: например, без каких-либо явных доказательств утверждает, что «Основы геополитики» нашли «серьезный отклик» у российских читателей (ОГ, 6). Бесстрашно и без особого внимания к фактам Дугин приветствует нападки со стороны мейнстрима так же, как некоторые казахи в 2006 году обрадовались фильму «Борат»: лучше нелестное, чем совсем ничего. Однозначно, его имя широко известно читающим и смотрящим СМИ россиянам. Но признан ли он заслуживающим доверия экспертом по российским делам – это другой вопрос. Согласно опросу, проведенному в феврале 2003 года, он не вошел в первую сотню наиболее заслуживающих доверия политологов России[39]. Хотя в солидном массиве его текстов нет ничего действительно нового, не прислушаться к нему нельзя: он выражает тоску по высокой национальной самооценке, настроение, широко распространенное в современной России.
Дугин со своими взглядами вписывается в длинный ряд российских отрицателей западного либерализма. Его ультраконсерватизм мало напоминает взгляды таких ранних славянофилов, как И. Киреевский и А. Хомяков, или истых националистов-неославянофилов А. Солженицына и В. Распутина, которые ищут следы незапятнанной русскости в том, что осталось от русского крестьянства после коллективизации. Тем не менее Дугин говорит о соборности, благоговеет перед Москвой и средневековой Московией; его интерес к Домострою (московскому литературному памятнику XVI века, книге наставлений, в частности по семейным и хозяйственным вопросам), глубоко старозаветные, патриархальные воззрения, высокая оценка православия как государственной религии России – все это роднит его со славянофильской мыслью. Дугин в священническом облачении на фотографии в «Огоньке» даже позиционирует себя как старообрядец (рис. 4). Со славянофилами Дугина роднит и желание вернуться к новому средневековью, возвратить России ностальгический образ Московского царства, благословленного Святым Духом и населенного русским народом, помеченным избранничеством (МБВ, 385).
Дугин, с его презрением к эмпирической науке и точному научному мышлению в целом и приверженностью к древнему идеалу «священного общества», не чужд научной риторики и современных высокотехнологичных коммуникаций, когда они помогают ему оправдать, обосновать и распространить его взгляды. Его стиль отличают нечеткость, противоречивость мысли, критика «объективности» современной науки, но при этом он в полной мере пользуется преимуществами интернет-технологий. Он защищает субъективное мифологическое мышление, отвергая при этом личные чувства, переживания и отношения, а также и права личности.
Рис. 4. Александр Дугин. Журнал «Огонек», № 19, май 2003 г. С. 18
Многие исследователи склоняются к тому, что в трудах Дугина гораздо сильнее бросается в глаза неофашизм, нежели славянофильство (см., напр., [Laruelle 2001; Dunlop 2001; Umland 2001–2002]). В его воображаемом мире мы сталкиваемся с антисовременными, антинаучными, консервативно-утопическими взглядами, что характерно для фашистского мышления.
