«Кошмар! Покупаем обувь с Дейзи».
«Ну, удачи тебе!»
У него-то все в порядке. Стюарт хорошо поднаторел в своих ученых лекциях о коронках, коренных зубах и корневых каналах.
Когда мы возвращаемся домой, Мелисса расхаживает туда-сюда.
– Где мои черные кожаные штаны? Те, что я тебе давала?
– А, прости. В моей комнате. – Я бегу наверх и приношу их.
– Ты их надорвала по шву на левой ноге.
– Разве?
– Как это случилось?
Честно говоря, я не знаю, но чувствую, что краснею.
– Понятия не имею.
– Все в порядке, – вмешивается Бетти. – Я зашью. И не разговаривай так с матерью, милая. Ты в курсе, что она тебе не служанка?
Мелисса закатывает глаза:
– Если бы это было так, я бы ее уволила.
– Это не слишком вежливо…
Я вынуждена согласиться, но сейчас у меня нет сил на пререкания с подростком после всех потрясений вчерашней ночи. Я оставляю Мелиссу и Бетти и направляюсь в святая святых – свой кабинет, где падаю на мягкий желтый диванчик «Честерфилд», установленный недалеко от двери, чтобы скрывать пятно на потертом ковре. Если бы я не имела этого «личного пространства», то сошла бы с ума.
У дальней стены – мой письменный стол, заваленный бумагами. Это небольшая комната, но в ней вполне достаточно места, хотя в ящиках полно барахла, которое по-хорошему следовало бы выкинуть. Но в сутках никогда не хватает времени на уборку, а кроме того, там есть сентиментальные мелочи, от которых я не могу заставить себя избавиться.
Несмотря на то что сегодня выходной, в моей электронной почте несколько новых писем. Вот возмущенное письмо от кастинг-директора по поводу того, что один из моих статистов не явился вчера на съемки рекламы. Это уже не в первый раз. Я больше не буду иметь дело с этим человеком. В нашем бизнесе так – если кто-то вас подводит, то это плохо отражается и на вас. Грязь прилипает.
Звонит телефон. Это Салли, моя помощница, я наняла в ее прошлом году. Шестидесятилетняя дама в разводе, которой хотелось «чем-то заняться». На самом деле мне требовался кто-то с более весомым опытом в актерском мире, однако я взяла ее, потому что почувствовала к ней жалость. За это время Салли доказала, что сто́ит больше, чем ее собственный вес в золоте. Она отлично ладит с людьми и очень организованна. Как и я, Салли работает из дома, чтобы снизить наши расходы.
– У нас проблема, – сообщает она. – Карен сделала себе татуировку.
Карен – одна из наших новых статистов. Сегодня ей полагалось участвовать в исторической драме.
– Насколько я знаю, – продолжает Салли, – во времена Генриха VIII татуировок не было. Говорит, она не сообразила, что это станет проблемой.
Я тяжело вздыхаю:
– Нам надо подыскать кого-то на замену.
– Не волнуйся, я разберусь.
– Спасибо.
Как только мы заканчиваем разговор, из моего телефона доносится переливчатая трель – пришло сообщение. Я гляжу на экран. И замираю.
«Приятно было повидаться с тобой вчера вечером.
Может, как-нибудь выпьем кофе?
М.».«Да! – моя первая мысль. – Да, я тоже хочу встретиться с тобой снова!» Поговорить за кофе о том, что могло бы быть. И ничего большего, конечно, потому что это было бы неправильно. Но если я решу увидеться с Мэтью, мне придется рассказать обо всем Стюарту. Я должна буду сообщить, что до него у меня был кое-кто, разбивший мое сердце. Или не обязательно? Я могла бы что-нибудь придумать, поведать ему часть правды. Но тогда я буду обманщицей. Я стану не лучше, чем была моя мать. А как же дети? Как я объясню им? «Я просто иду выпить кофе со своим бывшим любовником»? Или: «Я встречаюсь с другом, который вытворял с моим телом такое, чего никогда не удавалось вашему отцу»?
Большая ложь начинается с маленькой.
«Я тоже была рада тебя видеть. Спасибо за предложение, но сейчас я очень занята».
Мой палец зависает над стрелочкой «Отправить». Я колеблюсь.
– Мам! Ты где? – вопит Мелисса снизу. – Я не могу найти свои черные ботильоны!
И тогда я нажимаю.
Я поступила правильно. Я знаю это.
Так почему же, спрашиваю я себя, спускаясь вниз, чтобы найти ботинки дочери, и размышляя, чем мне угодить каждому на ужин (учитывая, что за продуктами я не ходила), я чувствую себя такой опустошенной?
