своей я воле.
Пускай изведает всего, болезненная жертва.
Я победил Адама ум, он был уединенник,
Я дал ему изведать страсть, а после и отцовство.
Себе занятье я искал, чтоб как-нибудь развлечься.
Исчислил я песок морской, чтоб укрепить терпенье,
А с тем и память испытав, достигнуть совершенства.
И ныне память велика моя и беспредельна,
И разве не под силу ей все множества людские
Объять? Ведь я их сосчитал еще до их рожденья
С песком бушующих морей, с песком зыбей тревожных».
Но челядь Сатаны шумит; между собою спорят,
И возражают, и слова сомненью подвергают
Его лукавые, их суть и смысл опровергая.
Они глаголят: «Елисей-пророк вернул дыханье
Умершему, и Смерть сразил он в горнице высокой,
Когда ребенка он вдовы вернул к сиянью жизни[83].
Но все же сам отбыл в Шеол и не избегнул смерти».
Но Сатана их победил, им возразив искусно,
Свой довод веский подкрепил их собственною речью:
«Ну разве Елисей-пророк повержен, побежден был?
Хоть сам в Шеоле мрачном он, но кость его во гробе
Свет милой жизни мертвецу таинственно дарует[84].
Хоть Елисей был ростом мал, плешив был и невзрачен,
Но силою своей велик он в сумрачном Шеоле,
Ведь воскресил он одного из мертвых невозвратных.
Но сколько ж мертвых оживут по смерти Иисуса,
Ведь Он могуществом велик, величием безмерен!?
О, сопоставьте, Иисус сильнее нас, о други,
Ведь Он искусно заманил вас в тайные тенета,
И вы не в силах и объять величья неземного,
Его величье вознеслось над высотой пророков».
Такие речи Сатаны друзьям его приносят
Едва ли утешенья весть, скорее их пугают.
«Кто жизнь дал телу мертвеца, Кто Лазаря восставил, –
Разве Такой приимет смерть? Ведь Он ее сильнее!
Иль будет Смерти Он рабом? Ведь Смерть – Его рабыня
Ах, опасайтеся, друзья! Ведь не была напрасной
Его пугающая смерть. Он, умерев, приидет
Адама к жизни воскресить, похитив из Шеола».
Из логова взирала Смерть, из сумрачных расселин.
О, удивленье! На кресте узрела Иисуса.
«Так вот Ты где теперь висишь, о Воскреситель мертвых!
И Ты, и Ты ко мне придешь, и я Тобой насыщусь:
Любимца Лазаря Ты мне Собой заменишь, милый[85].
Мои уста еще хранят вкус Лазаря приятный…
Но пусть же Иаира дщерь[86] увидит крест Твой ныне,
Пусть вдовий сын[87] свой бросит взор на ра́спятое тело.
Был древле деревом пленен Адам в садах Эдемских,
И Древо, то, что обняло, взнесло Давида Чадо,
Благословенно будет впредь, и ныне, и вовеки».
И вновь лукавые уста отверзла Смерть в реченьях:
«О Сын Марии, ныне Ты припомни Моисея:
А был он лучшим из мужей, был всеми почитаем.
Творил божественное он, как Бог, все содержащий.
Израиля старшин убил, спас первенцев невинных,
Он страшный мор остановил. Я на Синай всходила,
На гору след во след за ним до самой той вершины.
Но Бог его мне подарил, из дланей предал в длани.
Да будет Бог благословен, да будет всепрославлен!
Адама сына был удел – единое величье.
Но Моисей от персти взят, и в прах он возвратился»[88].
Ликуя, гордый Сатана со челядью явился,
В Шеол он сумрачный сошел, чтобы узреть, как будет
Туда низвергнут Иисус,
