Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
невозможное: обо всем на свете нам сообщают за каких-то три минуты. Многочастная и многосложная девушка.
Появляется Филиппа в ночной рубашке и безучастно разглядывает нас. А потом снова исчезает в своей спальне, куда проходит на цыпочках. Варинька тоже возникает в гостиной, что для нее в высшей степени нехарактерно. Она стоит в дверях в своем затасканном шлафроке и с угрюмым видом разглядывает граммофон.
Ольга, однако, не обращает на нас никакого внимания. Вместо отзвучавшего Прокофьева она ставит пластинку с итальянской сопрано Розой Понсель. Уши навострены, в широко распахнутых зеленых глазищах пылает буйное пламя. В кои-то веки раз Ольга теряет дар речи. Она не уверена, откуда берутся эти божественные звуки. Что-то такое вибрирует на дне глубокого колодца. Что-то такое требует нашего полного внимания. Но разве человек способен производить подобные звуки?
И вот все радости и все горести жизни неаполитанской дивы парят над Палермской улицей. Звуки дедова граммофона, словно длиннохвостые ласточки, пролетают через гостиную и внезапно падают замертво на землю.
– Я буду петь так же. Прямо сейчас! – объявляет Ольга, сама рожденная с певчей птахой колибри в груди. – L’amour est un oiseau rebelle[22].
– Романтические бредни, – вздыхает Варинька.
И снова уходит вниз, к себе, повторяя:
– Рамантишеские клупасти…
Я молча гляжу на Ольгу, но когда она начинает петь арию, меня охватывает какое-то смутное беспокойство. Потому что голос сестры моей двойняшки навевает мысль о тех длинных серебряных нитях, что приснились нам в утробе нашей матери.
Дедова тоска-печаль по музыке возродилась. Папа отремонтировал педали, отчистил лебединый орнамент, настроил струны и установил пианино посреди гостиной. А в саду зацвела яблоня о семи ветвях.
Неделю спустя Ольга решила брать уроки пения у нашей соседки за живой изгородью – и одновременно матери Йохана. Лучшего нашего друга Йохана.
У этого парня особый ритм движений и женственные черты лица. Высокое и узкое, оно как-то некрасиво держится на шее, а всклокоченные волосы имеют бледно-малиновый оттенок. У него неправильный, слишком глубокий прикус, но когда, что случается крайне редко, его морозно-синие глаза сверкают, они освещают все полотно. Он один из тех киноперсонажей, от которых всегда ждешь улыбки.
Как вечный спутник за ним ходит его младшая сестренка. У Вибеке эпикантус верхних век и избыток хромосом. Рот у нее всегда чуточку приоткрыт, будто она вечно чему-то удивляется, а пухленьким пальчикам обязательно надо постоянно чего-то касаться. Когда ни встретишь Йохана, Вибеке сопровождает его. Слабая синяя тень.
Порой ему требуется отдохнуть от нее, и тогда он забирается на самую высокую сосну в саду, единственное место, где его никто не достанет. В таких случаях Вибеке сидит под деревом и напевает старинные песенки, пока брат не спустится.
И вот Йохан с восхищением разглядывает Ольгу, примостившуюся позади органа с педальной клавиатурой. Вообще-то мать Йохана не собирается учить кого-либо пению. Она никогда не преподавала, да у нее просто нервов не хватит иметь учеников, однако Ольга настаивает. А уж на это сестра моя мастерица. И кроме того, мы не знакомы больше ни с кем, кто мог бы ей аккомпанировать. Разве что довольствоваться пластинками с музыкой мамбо, под которую наша мать любит отплясывать в гостиной, но мамбо Ольга нынче уже за музыку не считает. Она просто-напросто не выражает мировой скорби. Так что сестре остается уповать только на нашу соседку и ее орга́н.
– Ты же все равно каждый день играешь свои псалмы, Грета. Так и меня можешь чему-нибудь да научить, – продолжает Ольга наседать на соседку.
И наконец мать Йохана, а она физически не может никому отказать, достает сборник псалмов и начинает перелистывать его.
– Что ты хочешь петь? – шепчет она Ольге, отыскивая нужный псалом. Грета не знает, на что способны ее руки, и только когда пальцы начинают перебирать клавиши, а правая нога – нажимать на педаль, она немного успокаивается.
Мать Йохана высокая и костлявая, с римским носом. Кости у нее хрупкие, как японский фарфор. В детстве она попала под трамвай и размозжила ногу, и с тех пор небеса наградили ее всеми разновидностями боли. Она перемещается, приволакивая негнущуюся нижнюю конечность, нашпигованную железными болтами. Но не ропщет. Смотрит на нас внимательными беличьими глазами, как будто кто-то прямо сейчас сказал нечто бесконечно важное и умное.
– Ну как ты, Жемчужинка моя? – улыбается она и слушает ответ. У Греты впечатляющий запас назидательных поговорок:
– Всегда смотри прямо на солнце, и тогда тень будет позади тебя! Улыбайся миру, и тогда мир улыбнется тебе!
Отличные дельные советы, каковым самой Грете, к сожалению, следовать не получалось.
В тот день настроение у Греты было более прозаическое, и она предложила исполнить «В минуту радости я часто плачу», песню, которую она поет вибрато[23], а Ольга ей подпевает вторым голосом. По мере исполнения песни мать Йохана все смелее и смелее действует правой ногой, вдохновенно нажимая на педаль, а в конце следует раскат грома: Смотри, встает уже светило из утробы моря. От слов «За морем света – света море» слезы текут у меня по щекам.
Именно в этот момент в гостиной возникает отец Йохана. Могильщик. Он заявился домой раньше, чем ожидалось, и вот стоит теперь с пакетом апельсинов под мышкой. Грета убирает руки с клавиш, и орга́н со вздохом замолкает. Ольга скрещивает руки на груди, у Вибеке течет изо рта слюна, а у Йохана начинает дергаться правое веко. Отец находится в угрожающе веселом расположении духа, что весьма прискорбно для окружающих, голос у него слегка осип.
– Что-то, я смотрю, народу у нас сегодня полный стадион, – говорит он, не глядя на нас.
– Они уже уходят, – запинаясь, отвечает Грета.
Могильщик негодующе поднимает руку: всем следует оставаться на своих местах, но никто из нас не покупается на его жест. Ведь хозяин вместе с собой впустил в комнату мрак и набросал под половицы зыбучего песку.
Сомнений нет, отец Йохана несколько часов просидел, уставившись в кружку с пивом и размышляя о тайнах, хоронящихся в душах людей, точно те самые чудовища, что следят за всеми нами со дна морского.
– Однажды я видел, как настоящий дьявол высунул башку из волн морских, – вспоминает он и всплескивает руками. – И врата ада разверзлись.
Могильщик любит выдавать себя за странствующего проповедника конца света, хотя никогда не бывал за пределами Копенгагена и ничем другим в жизни не занимался, кроме как выкапыванием ям на местном кладбище.
– Он на Несси похож? – спрашивает Йохан, переминаясь с ноги на ногу. Он питает слабость к подводным чудовищам, в
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
