гуманную реставрацию. Только таких примеров, к сожалению, мало. Сегодня мы обсуждаем в самых разных аудиториях «петербургскую стратегию сохранения культурного наследия». Если предложенный документ по этой проблеме будет принят, площадь охраняемой законом исторической зоны сократится в пять раз. Внешний облик исторического центра Санкт-Петербурга и его пригородов изменится до неузнаваемости. Зимний дворец будет соседствовать с суперсовременными небоскребами, Михайловский замок окружат здания в стиле хайтек. Для людей, которые любят Петербург, это трагедия.
Градостроительная политика в Петербурге не выдерживает никакой критики. Из-за внутриквартальной уплотнительной застройки соседние дома попадают в зону риска, дают трещины, проседают, падают, иногда с человеческими жертвами, освобождая алчным застройщикам новые квадратные метры. На их месте возводятся убогие безликие коробки, уродующие наш город.
То, что Санкт-Петербург город уникальный, не вызывает сомнений ни у кого. Достаточно сказать, что на сегодняшний день под охраной государства находятся около восьми тысяч питерских памятников — всевозможных зданий, садов, парков, скверов, прудов и каналов. Беда только, что со своими функциями «охранителя» государство справляется из рук вон плохо. По оценкам независимых экспертов, в срочных реставрационных работах нуждаются до семи тысяч памятников, более тысячи трехсот находятся «в активной фазе разрушения» и грозят повторить судьбу объектов, которые уже не подлежат восстановлению. Проблема, как всегда, в деньгах. По самым скромным подсчетам, на комплексную реставрацию питерских памятников старины, находящихся в госсобственности, необходимо свыше шестидесяти миллиардов рублей, которых у государства, как водится, нет. Вернее, есть, но на другие цели и дела. Уменьшать площадь охраняемой исторической зоны — не самый лучший способ. Может получиться, что под охраной останется один Зимний Дворец.
…Мы шли в сторону Адмиралтейства, и Андрей рассказывал мне о своем Ленинграде-Петербурге — городе его детства и юности.
— Ты знаешь, я все помню, даже мельчайшие детали. Вот тут, в «лягушатнике», мы ели самое вкусное в мире мороженое, с сиропом и шоколадной крошкой. А магазин «Рыба» на углу Невского и Рубинштейна, мы, разумеется, говорили «Рыбинштейна» — там был большой бассейн, а в нем плавал усатый печальный сом, которого мы исподтишка подкармливали хлебным мякишем из батона. Подоконники там были мраморные, холодные, а латунные ручки дверей сверкали, как позолоченные…
Андрей был хорошим рассказчиком. Старый Невский проспект словно оживал передо мной со своими запахами, звуками, красками. Настоящее волшебство открывалось за дверью магазина «Старой книги» в бывшем доме Котомина. Удивительный воздух, настоянный на запахах старых кожаных переплетов, пожелтевшей бумаги, прошедших эпох…
Напротив — гастроном, с блокадной поры называемый в народе «генеральским магазином», в военное время здесь отоваривали продовольственные карточки офицерскому составу. На следующем углу — кинотеатр «Баррикада», где перед началом сеансов под аккомпанемент скрюченного над клавишами пианиста пела женщина в длинном, казавшемся пыльным, платье. А в другом конце Невского, в доме пятьдесят четыре, располагалась старейшая парикмахерская, работавшая даже в блокаду. Стараниями историка Сергея Лебедева на ее стене была установлена памятная доска. Сейчас парикмахерскую закрыли — словно закрыли память…
Нет больше и «Лавки художника», что много лет находилась в доме номер восемь. «Старую книгу» в доме Котомина склевал жирный американский петух (теперь тут заведение быстрого питания). Вместо кондитерской Вольфа и Беранже — цветочный магазин. Вместо памятного многим ленинградцам кафе «Минутка» — какой-то безостановочно жующий «Сабвей». От интерьеров «Лягушатника» не осталось и следа. Исчезло молочное кафе «Ленинград», старая добрая сосисочная, которую в народе называли «Зеркала» — ими были отделаны стены. Зато повсеместно — фастфуды, фастфуды, бутики, бутики…
Раньше, выйдя на Невский, невозможно было не встретить кого-нибудь из друзей или знакомых. Нормальное дело для живого места. Нынче тут не живешь, а пробегаешь, шарахаясь от неоновых сполохов.
Я успокаивал Андрея, как мог. Город не может обойтись без стройки и реконструкции — он неизбежно стареет и требует ремонта, реставрации.
— Вот ты говорил, что исторический центр Петербурга признан ЮНЕСКО объектом всемирного наследия. Многие говорят об этом, как о каком-то достижении наших властей. Это абсолютно не соответствует действительности. Ни в ЮНЕСКО, ни в Петербурге точно не знают, что именно охраняет уважаемая международная организация в Северной столице России. Документы, описывающие исторический центр Петербурга, отправили в Париж в 1989 году, но они оказались крайне запутанными, и ЮНЕСКО до сих пор не в состоянии с ними разобраться. В Петербурге не осталось даже их копий, а в реальной практике охраны памятников их никогда и не использовали. Удивительно, но пропал даже врученный ЮНЕСКО сертификат о включении города на Неве в список объектов всемирного наследия. Все это выяснилось, когда петербургский КГИОП готовил документы к очередной сессии ЮНЕСКО. В 1989 году Советский Союз представил номинацию по Ленинграду для внесения в список объектов всемирного наследия. Тогда поступили просто — взяли карту охранной зоны и отправили ее международным экспертам. К ней был приложен перечень тридцати шести комплексов на территории города и области. В результате получился объект всемирного наследия под названием «Исторический центр Ленинграда и связанные с ним группы памятников». Одна беда — объект этот получился со множеством ошибок, неточностей и условной картографией. Тогда это мало кого беспокоило. В последние же годы в ЮНЕСКО решили заняться инвентаризацией всего того, что было принято в список. Трудно сказать, почему документация, представленная Петербургом в 1990 году, удовлетворила Комитет Всемирного наследия. Возможно, дело в том, что Россия была тогда в большой моде. О том, что в реальности происходит в нашей стране, в мире знали мало, и во многом заблуждались. Бытовали романтические представления о революции в Советском Союзе, о демократических переменах. Делегация приехала в Париж, ее приняли на «ура». Нас уже не боятся, мы входим в цивилизованное сообщество. Документы приняли — и забыли. Все последующие годы, вплоть до начала двадцать первого века, о них не вспоминали. А когда вспомнили, то стали задавать весьма неприятные вопросы.
Изначально считалось, что в ЮНЕСКО была отправлена схема охранной зоны, которую применяли в Ленинграде для охраны памятников. Однако позже выяснилось, что имеющаяся во Франции карта с этой схемой не совпадает. Зона в документах ЮНЕСКО меньше, хотя и не очень значительно. Кто вмешался и отхватил куски охраняемой зоны — непонятно. Еще один странный момент — если советские чиновники отправляют в ЮНЕСКО какую-то карту, то логично предположить, что она должна быть введена и в отечественный оборот. Но ничего подобного! У нас давно забыли и об этой документации, и о Париже, и о ЮНЕСКО. Никто из чиновников, разумеется, не пользуется ей для охраны памятников. Что уж тут говорить, если мы даже
