Лавронсо отдало обещанные монеты, пощелкало по кожаному боку инструмента и покачало головой. Ничего, тамбурин — не скрипка, дварфо его перетянет, согреет, и нам хватит.
Теперь во время дневных перегонов мои уши терзали скрипичные уроки, но Бейлир в эти часы переставал метаться и маяться неустроенностью, а Секирд из угрюмой несчастной девушки превращалась в сосредоточенную одухотворенную ученицу. Я решила потерпеть. Мой напарник не очень любил скрипку, предпочитая мандолину, но эльфов учат хотя бы трем благородным инструментам. За два года Бейлир избавился от остатков присущей его соплеменникам заносчивости и мог поступиться желанием или нежеланием ради другого существа.
Хитра, не обращая ни на что внимания, занялась моей небольшой библиотекой, Лавронсо спал, заткнув уши платком, а мне оставалось лишь отрешиться от скрипичного воя и плача за спиной, глядя на бегущую под колеса дорогу, и думать о том, как вывернуться из нашего непростого положения.
Вечерний концерт искупил все страдания. Мы устроились на опушке леса, и после того, как вычистили котелок, эльф и полуэльфийка взялись за инструменты, дварфо подогрело тамбурин над костром… Музыка полетела к ярким звездам, и я вместе с ней. Хитра сменила штаны на юбку и танцевала огненный танец, взметая оборки подобно искрам, Секирд водила смычком, расплываясь в улыбке блаженства, Бейлир принял тот одухотворенный вид, который не раз поражал меня в этом воине, Лавронсо порыкивал в такт ударам, а мне было просто хорошо.
Глава 8
Посмотрев на меня после двух дней за рычагами Лавронсо подговорило Бейлира, и вместе они заявили мне, что я не могу вести мобиль с утра и до ночи. Мы больше не будем вскакивать ни свет, ни заря, и останавливаться мы станем загодя, засветло, и чтоб еще можно было отдохнуть, за припасами сходить, иначе, сказали мне, человечка путешествия не выдержит. Я попыталась их убедить, что таким манером наш путь растянется, но меня обещали вытаскивать из-за рычагов силой.
Мы и правда раньше никогда не проводили в дороге подряд больше двух-трех дней, кроме того случая, когда везли буйных двойняшек, и то, милые детки попеременно требовали остановиться. Я была уверена, что устала от нашего "груза" больше, чем от дороги.
Но вскоре я была вынуждена признать правоту моих спутников. Мы редко выезжали на тракты. Я вела мобиль по извилистым проселочным дорогам едва ли быстрее верхового. Это тракт прямой и широкий, только дилижансы и повоздки объезжать приходиться, а так — знай себе придерживай рычаг и думай о жизни. Там, где мы пробирались, приходилось беспрерывно двигать рычагами, чутко прислушиваясь к мобилю, просчитывая, пройдет ли он между деревьев, или придется сдавать назад, и уставала я намного сильнее.
В маленьких селениях, конечно, мобиль запомнят надолго, но королевские службы встречаются намного реже. Чем ближе к центру, тем чаще по трактам едут отряды стражей или военных. Пока же мы не встретили ни одного.
Я предложила Лавронсо поучиться водить мобиль, все ж оно имело дело с техникой, пусть и в ремонте. Дварфо, и правда, быстро запомнило назначение рычагов и последовательность управления, но странным образом уже через четверть часа оно принималось утирать холодный пот, и хоть хорохорилось, ворчало, что у нас тут жарко, но все было понятно — такая работа не для эльфийского нутра Лавронсо, а скорость на прямых участках грозила лишить его чувств.
Бейлира начинало трясти от одного прикосновения к рукояти стартового артефакта. В отличие от него Лавронсо, обученное в дварфийских мастерских, могло продержаться какое-то время, но после нескольких опытов мы решили, что бодрый лекарь нам важнее полуобморочного водителя.
Секирд не боялась, бесстрашно двинула рычагами и едва не загнала Стрекозу в кювет. После некоторых попыток мы поняли, что и ее эльфийская половина несовместима с магтехникой таких размеров. Хитре я и предлагать не стала — мала еще.
Поэтому за рычагами Стрекозы сидела только я. Повинуясь установленному дварфо распорядку, утром мы не торопясь вставали, сворачивали лагерь, убирали следы и выезжали. В обед мне приказывали остановиться. Лавронсо выгоняло всех из мобиля и заставляло размяться и перекусить. Мы ехали еще столько же и останавливались, несмотря на мои протесты, что можно было бы прокатиться еще часок-другой.
После сильного дождя дварфо с эльфом посмотрели на Стрекозу и решили, что придется снова пойти по лавкам. Подъехав в небольшому городку мы нашли место, укрытое холмами от дороги, и отправили Секирд за покупками. Ей понадобилось ходить дважды. Бейлир встречал девушку у окраины города и забирал ведра с краской: три с черной и одно с блестящей, будто жидкое серебро. После первого похода я пришла в ужас — даже с ее силами не стоило тащить сразу два ведра. Но эльф пожал плечами, мол, что уж сейчас, Секирд пошла за второй частью, не догонять же ее в городе.
В этот день мы куда больше никуда не поехали. Пристроив дом-мобиль у леса мы красили его бока, а покрыть серебристой краской крышу была идея Лавронсо. Оно сообщило, что им в горах давно известно: под таким навесом жары меньше скапливается.
Дело уже двигалось к вечеру, когда я заметила, как Секирд, поморщившись, отошла к кустам.
— Если тебе что-то женское нужно, ты только скажи.
Согнувшись вдвое девушка прошептала:
— Нет у тебя такого. Мне от болей настойка нужна особая, но закончилась. Нестрашно, полчасика посижу, и пройдет.
— Нельзя было тебе по два ведра сразу носить! Ох, не знала я, зачем ты идешь. А мужики… — я махнула рукой. И правда, сейчас уже поздно. — Сейчас Лавронсо позову.
— Нет! — взвилась Секирд, но тут же скрючилась снова и тихо сказала куда-то в сторону. — Он по женским делам не очень, его женским мало учили. Не надо его, пожалуйста! — теперь она смотрела на меня умоляющими глазами.
— Не хочешь Лавронсо, значит, как только боль закончится, пойдем к лекарю.
— Да не пойду я никуда, само пройдет. Подумаешь…
— Не пойдешь, скажу Лавронсо.
Мрачно глянув на меня, Секирд буркнула:
— Ладно, пойду.
Я надела парадное платье — мода сменилась, и теперь оно выглядело самым скромным из парадных или самым нарядным для повседневных. Витиевато уложила волосы, ярко, на грани приличий подкрасила лицо. Шляпки у меня было только две. Одна нарисована на объявлении о поимке, вторая и по нынешним меркам нарядная, но выбирать не приходится. Когда боль прошла, я объявила, что мне нужно сходить в
