огромный кусок льда, словно отгонявший эсминец от маяка. Смотритель замер от ужаса не в силах поверить в происходящее — никогда в своей жизни он не принимал наркотиков или галлюциногенов, а потому не мог сказать, видел ли все это наяву или страшился фантазий собственного воспаленного от одиночества мозга.
Льдина плыла по воде, из нее торчали два безумных глаза, но она производила впечатление живого существа, поскольку не бесцельно дрейфовала, гонимая ветром, а действовала с пониманием происходящего — меняла курс, то замедляясь, то ускоряясь, и постепенно отгоняла эсминец от маяка. В следующий миг глаза вдруг словно вынырнули из ледяного плена, оказавшись спинными наростами гигантской неведомой рыбы, та разинула свою исполинскую пасть и в тот же миг поглотила эсминец, словно он был крошечным куском пирога или червяком. По льдине вдруг пошли трещины, она раскололась, освобождая морское чудовище, а то принялось раздуваться, меняя формы, и, наконец, лопнуло, разлетелось на множество ярких кусочков, каждый из которых сам представлял из себя живое существо — безумное как по цвету, так и по своей сути.
Небо осветилось болезненно-синим светом, очертания волн, горизонта, маяка и копошившихся на волнах существ обрели чудовищную четкость, словно их обвели угольно-черными чернилами. И тогда Дмитрий смог рассмотреть, во что превратились остатки эсминца и поглотившей его рыбы.
Эти небольшие существа — впрочем, судить об их размерах было чрезвычайно сложно — выглядели так, словно материализовались из чьего-то горячечного, но при этом необычайно красочного бреда. Сначала Дмитрий обратил внимание на яркость их цветов и безумие форм, но затем, слегка уняв пульс и успокоив дыхание, он принялся тщательно рассматривать отдельных особей. Первое попавшееся ему на глаза существо находилось к нему ближе всего и передвигалось по волнам с важностью мелкого чиновника. У него было две вполне себе человеческих ноги, облеченных в спортивные штаны с подтяжками, но вот на верхней части туловища не было ни рук, ни шеи, ни головы. И, наверное, этот получеловек мог бы показаться Дмитрию относительно нормальным на фоне остальных, но в следующее мгновение подтяжки вдруг лопнули, безрукое и безголовое туловище пошло трещинами и раскололось, как яйцо, а из него вылупился довольно крупный гепард. Он разинул пасть, издал громкий рык и прыгнул на поверхность океана, а опустевшая одежда рухнула в море, и ее тут же унесло волной.
Здесь было множество существ, в чем-то похожих между собой: у всех у них были ноги, преимущественно детские, обряженные в колготки ярких расцветок и милые туфельки, но верхняя часть туловища варьировалась. У кого-то из них прямо из колен росло нечто вроде гигантского клубка цветных ниток — такие перемещались парами, и от одного к другому была протянута связывавшая их нить. У других вместо клубка красовался зонтик — прямо под цвет ярко-желтых колготок, и эти желтые зонтики рассекали по поверхности воды, словно на коньках. Обе ноги третьих выглядели как заправские радуги, уходящие в противоположные стороны, и как поддерживалась жизнь в этих существах было совершенно неясно. У кого-то вместо туловища светило подобие яркой звезды, кто-то напоминал живую панель управления с цветными кнопками, но передвигался все так же — на двух ногах. Одна особь более остальных поразила маячника — на мускулистых черных ногах ее покоилось массивное тело то ли бегемота, то ли сумоиста, из которого, словно из клумбы, росло четыре небольших человеческих торса, смотрящих попарно друг на друга. У другой было четыре красных человеческих ноги, а вместо туловища торчали иглы дикобраза — только иглы и ничего более, ни головы, ни прочих конечностей. Кто-то походил на раструб на ногах, горловина которого смотрела не вверх, а вправо, и прямо возле нее какими-то неведомыми силами удерживался красный шар, ничем к ней не прикрепленный. Кто-то выглядел форменной зеленой гусеницей с четырьмя парами человеческих ног. У кого-то вместо туловища была тарелка со спагетти или цирковой мяч, или плоский синий диск, из которого вверх росли диковинные цветы, или два порхавших друг над другом облачка, или гнездо с фиолетовыми бесперыми птенцами. Одна особь вовсе не имела туловища и состояла из одних только голых ног, при этом левая нога вверху изгибалась вправо, образуя некое подобие ответвления от основного ствола, к этой «ветви» была привязана веревка, на которой, словно импровизированный самоубийца висела вторая нога, высота которой достигала только колена. Последнее рассмотренное им существо окончательно выбило маячника из колеи: на голых и обутых только в сандалии ногах покоился дверной проем, и в черноте его поблескивали отдаленные звезды, словно он был окном в далекий космос. Остальные имели столь причудливые формы, что Дмитрий даже по длительном размышлении не смог бы сформулировать, на что они были похожи. Он как завороженный наблюдал за дикими передвижениями и плясками этих существ, пока те один за другим не исчезли в волнах океана.
Чудовищная усталость навалилась вдруг на смотрителя, и у него едва хватило сил подобрать книгу, лампу, спуститься вниз и рухнуть на сундук. Еще до того, как осознал, что лежит, Дмитрий провалился в глубокий сон без сновидений. И не мог видеть, как по волнам скользило крошечное синее перо, оставленное кем-то из своих необычных обладателей и уносимое теперь в открытое море.
Он не знал, сколько пролежал в полной отключке, но когда пришел в себя, то обнаружил, что находится не в своей старой каморке на видавшем виды сундуке, а сидит на стуле посреди как будто какого-то гаража, а над головой у него мигает в попытке погаснуть самая обыкновенная лампочка. Он закрыл глаза, выждал пару минут, а затем снова их открыл, но стул и лампочка никуда не исчезли, а из темноты выступил чей-то сутулый силуэт в шляпе.
— Добро пожаловать в царство справедливости, — с усмешкой произнес он, и у Дмитрия все поплыло перед глазами.
8.
Николай сидел в аэропорту и заметно нервничал: самолет из Алжира должен был приземлиться еще полтора часа назад, но диспетчеры лишь призывали встречающих сохранять спокойствие, не сообщая более никакой информации. Не зная уже, куда себя деть, он достал купленную в аэропортовой горячке газету, развернул ее и принялся просматривать, не вчитываясь в содержание. Он пролистал ее до конца, свернул, потом вновь развернул. «Так дело не пойдет, мне надо отвлечься хоть на что-то. Если бы самолет упал, это бы уже стало известно. Может, в Сахаре песчаная буря, и они просто отложили вылет. Мне надо успокоиться».
Секачев опять принялся просматривать статьи, но на этот раз с видимостью какой-то внимательности. И уже на первом развороте
