— Слезь с меня, придурок!
Извиваясь, выбираюсь из-под парня и вскакиваю на ноги. Я невероятно зла! Просто в ярости!
— Ты идиот, Радич! — я так взбешена, что буквально топаю ногой от злости. — Как с таким можно шутить?! Я же… я примчалась! Все дела бросила!
А он… ржёт, паршивец.
— Испугалась за меня, Адамовна?
— Придурок!
— Переживала?
Он, продолжая улыбаться на все тридцать два, тоже поднимается на ноги.
— Ты… Ты просто… да ну тебя!
Я со злостью толкаю его в грудь, намереваясь пройти и убраться отсюда как можно скорее подальше.
Но он не даёт. Хватает меня за талию обеими руками и удерживает. Прижимает ближе, хохоча.
— Вот тебе! — замахиваюсь насколько могу и залепляю ему пощёчину.
Наверное, его это шокирует, потому что он отпускает меня и отступает на шаг. Смотрит ошарашенно, улыбка сползает с лица, а на щеке расплывается стремительно алеющее пятно.
Да я и сама, признаться, шокирована. Мне никогда раньше не приходилось бить своих учеников или студентов. Да и вообще людей…
После секундной заминки и стычки взглядов, я и опомниться не успеваю, как Семён резко подаётся ко мне, хватает ладонью за затылок, и его губы прижимаются к моим. Припаиваются, присасываюся намертво.
И вдруг, после первой вспышки возмущения, я будто разом теряю все силы. Наверное, в его слюне какой-то парализующий яд… Иначе как объяснить то, что моё тело превращается в вату?
Руки плетьми повисают, я теряю волю и позволяю ему…
Как у такого дерзкого и наглого парня могут быть такие нежные губы? Как тот, кто устроил мне минет-шоу под окнами аудитории может так трепетно касаться языком моего языка? Так сладко, с предыханием, целовать, что голова начинает кружиться, а ноги превращаются в желе.
Это точно какой-то яд… Неведомое вещество, которое Радич через поцелуй впрыскивает в мой организм, заставляя против воли таять от этих прикосновений и отвечать на них, пробуя на вкус запретный плод.
Мы уже целовались тогда в клубе, но это было как-то иначе. Жарче, острее, напористее. Я подумать не могла, что он может быть таким нежным.
Семён сам мягко прерывает поцелуй и отпускает меня. И, конечно же, я встречаюсь с полным триумфа наглым взглядом. Облизывается и улыбается.
— Не смей так больше делать! — говорю возмущённо и толкаю его в плечо, но не сильно. Пыл куда-то испарился, а силы иссякли.
Но внезапно замечаю, как Семён задушенно выдыхает. Пытается скрыть это и ухмыльнуться, но реакцию на боль иногда скрыть невозможно.
— Что случилось? — хмурюсь.
— Ты о чём? — поднимает брови.
— Покажи плечо, — требую.
— Детка, ты скучная, — ухмыляется. — Давай сразу по-нормальному.
Берётся за резинку штанов и играет бровями. Придурок он и есть придурок.
— Так чего ты тогда прицепился, раз скучная? — складываю руки на груди. — Плечо покажи.
— Люблю развращать хороших девочек, — подмигивает, а мне остаётся только глаза закатить. — Тебе надо — сама подойди и посмотри.
Живой? Живой. Всё. Разворачивайся, Вася, и дуй домой.
Но кто бы слушал голос разума?
Подхожу, задираю ему удлинённый рукав футболки и едва не охаю. Длинная полоса, похожа на ожог, а вокруг расползлась иссиня-жёлтая ссадина. И она станет ещё больше, видно, что отёк разливается.
— Ты правда, что ли, грохнулся?
— А ты прихватила костюмчик медсестрички?
— Семён, прекрати пошлить, — качаю головой, уже пропуская очередную шуточку мимо ушей. — Ты сорвался? Откуда такой след?
— От верёвки, — пожимает плечами. — Забей, Адамовна, пройдёт. Первый раз, что ли.
— Головой, видимо, тоже стукнулся. Не в первый раз, — не удерживаюсь, чтобы не сострить.
— Я тебя сейчас отшлёпаю, если будешь умничать.
— Ты правша, шлёпальщик, — теперь моя очередь ухмыляться. — А правая у тебя не очень здорова.
— Не переживай, на тебя хватит .
здоровья.
— Надо бы холод приложить, — одёргиваю рукав и отхожу от него на пару шагов. Если сейчас пошло пошутит, то я знаю, куда бить теперь. Чтобы точно почувствовал.
— Домой отвезёшь? — спрашивает, чуть прищурившись. — А то я пил.
— Я вижу, — перевожу взгляд на бутылку чуть в стороне. — Такси вызови.
— А Бамблби тут оставить? — криво усмехается. — Водишь? Давай за руль.
— А ты мне что?
— Секс, — совершенно невозмутимо пожимает плечами.
— Ты просто… — в прямом смысле хватаюсь за голову. — Иди-ка ты в задницу, Семён.
Я разворачиваюсь и спешно, пока запала злости хватает, ухожу
18
— Люд, не плачь, — пытаюсь успокоить сестру. — Всё будет хорошо, операция поможет.
Я держу телефон плечом и пытаюсь найти в сумке кошелёк с картой, но это оказывается невыполнимой задачей.
— А если нет, Вась? — всхлипывает Люда. — Доктор говорит, у него там сильное отклонение, возможно нужна будет серия операций. Где я деньги возьму?
— Успокойся, слышишь? Он увидит, что ты ревёшь, ещё сильнее станет бояться. Если нужны будут деньги, значит, ещё кредит возьмём. Я этот стараюсь быстрее выплатить, экономлю.
— Васенька, спасибо тебе, — сестра дышит уже чуть ровнее. — Что бы мы с Сашиком делали без тебя, не знаю. Если бы Валера живой был… А так…
Она вздыхает, но всё же успокаивается. Люда очень любила мужа, и когда тот погиб, едва с ума не сошла. Сашик и помог ей остаться в здравом уме. А сколько всего пришлось потом пережить… И как бы друзья и сослуживцы Валеры не пытались помочь, ничего не вышло. Квартиру банк отобрал, хотя там уже было выплачено из десяти лет по ипотеке — пять. Половина.
А тут ещё у Санька с глазками такое. Беда.
Но у меня другой семьи нет. Мы с Людой одни в этом мире остались. И Сашик. Ни родителей, ни любимых. Так что будем держаться друг за дружку. И Санька вытащим. Нужны будут ещё деньги на операцию — найду. В лепёшку расшибусь, но племяш будет видеть.
Засовываю телефон в карман и запрыгиваю в троллейбус. Пока еду до нужной мне остановки, прокручиваю в голове, что же такого можно купить к чаю. Беременным же всё можно?
Среди всех непростых событий, что навалились на меня, есть и приятное. Несколько дней назад я вечером гуляла в парке неподалёку. Как раз после того, как Радич так неудачно пошутил со своим падением. Мне нужно было прийти в себя, и я пошла в парк у пруда. И встретила там свою лучшую подругу из Волгограда— Карину!
