Он вдруг понял, что постоянно и сильно сутулится. Хотя в Энфисе никто в подобном его не упрекал. Отец сызмальства следил за осанкой сына, твердил, что прямая спина и расправленные плечи говорят о твердом месте под солнцем. Ри сутулился, потому что не чувствовал почвы под ногами, боялся вздохнуть полной грудью, опасался оглядеться вокруг.
И сейчас мешки с песком вины, которую он испытывал перед жителями Энфиса, придавливали и не позволяли выпрямиться.
У каждого домишки из трубы валил дым. Дымное разнообразие поражало: от густого до тоненьких струек, от пепельно-серого до рыжего. В воздухе с путниками заигрывали запахи жареного мяса.
И только Ри начал с любопытством озираться, как отряд прибыл к «тесварице», так назвал Инзима эту забегаловку с щитом и черепом быка на двери.
— Наше любимое место — «Бочка», — добавил он и, спешившись, отбежал к командиру. Они о чем-то недолго пошептались. Косаль Таг сдержанно улыбался, разглаживая бороду, а его родственник хихикал и кивал, соглашаясь с наставником.
Ри спрыгнул с Паутинки, а Матаара, подцепив лошадь за поводья, куда-то ее увел.
Подошел Инзима, похлопал Ри по плечу и серьезным голосом заявил:
— Прежде, чем мы набьем наши животинки да так, что не влезет больше ни кусочка, тебя ждет сюрприз, приятель. Идем с нами. Ни о чем не волнуйся.
Они пошли за Косаль Тагом, и Ри, перехватив сочувственный взгляд Лодисс Антеи, разволновался не на шутку. Он не любил сюрпризы. Ничего хорошего от сюрпризов не бывает — одни неприятности.
Они шли задними дворами, перешагивая то храпящего в одних портках мужчину, а то и парочку любовников, заснувших в траве. Обходили огромные валуны с вытесанными нишами, служившие явно каким-то хозяйственным целям. Один раз Ри споткнулся, попав ногой в сточную канаву. Инзима поймал незадачливого спутника, придержав того за рукав:
— Почти пришли.
Низкая дверь. Бревенчатая изба без окон, но с узкими прорезями под крышей, из которых клубился пар. Из единственной трубы валил и растворялся в сумерках белый дым. Во дворе под навесом покоились аккуратно сложенные ряды дров. Недалеко стояло большое корыто с водой.
Кос вошел, согнувшись пополам и выпустив наружу клубы пара. За ним, расстегивая ремешки на куртке, запрыгнул Инзима. И Ри, чуть помешкав на пороге, нырнул во влажный, теплый воздух длинной комнаты.
Глаза потихоньку привыкли к полутьме. Вдоль стены — лавка, заваленная с краю воняющей по́том одеждой. Возле этой кучи сидел худощавый голый мужик, который зыркал на вошедших исподлобья.
Кос сразу же начал раздеваться. Ри растерянно замер у двери и, не понимая, что происходит, попятился назад.
Еще одна дверь вела в комнату вглубь избы, и из нее вывалился здоровый мужлан, тоже голый, да к тому же мокрый, источающий жар, будто его ошпарили. Он проорал что-то невнятное и, чуть не сбив с ног Ри, выбежал на улицу, откуда загрохотало, плюхнуло и заохало.
Инзима подтянул опешившего парня к себе и усадил рядом.
— Это банька, — объяснил он.
— Это бурлящие кипятком жернова Думрока, — не согласился Ри, чувствуя, как тяжело ему дышится.
— Нет, — хохотнул Инзима, — это банька, и она по тебе ой как соскучилась.
Он почти разделся и сложил одежду на лавку. Кос же, уже голый, нашел в дальнем углу какой-то букет из веток, задержался у двери и, смерив Ри оценивающим взглядом, сказал, прежде чем скрыться во тьме жара и пара:
— Не продержится и пары ударов. Налью тебе столько пива, сколько сможешь выпить, если он протянет хоть три и не сбежит.
— А если десяток выдержит, позволишь сыграть в карглек и ставка с тебя.
Кос хмыкнул и кивнул в знак согласия. Потом просто растворился в темноте комнаты, дышащей невидимым огнем.
— Это парная, — пояснил Инзима. — Раздевайся.
— Меня там будут бить? — неуверенно спросил Ри. Он понял только, что бородатый не верит в его выносливость. Но упрямство, которого у Ри было с лихвой, иногда удавалось выдавать и за стойкость. Особенно, когда приходилось спорить с Мельзингой по поводу выполнения ритуалов, требующих длительного пребывания на морозе.
— Парить будут, — поправил Инзима. — Но с непривычки может и затошнить. Если что, выбегай, но… Ой, ладно, ты хотя бы на нижней полке посиди. Толк будет. Раздевайся. Я жду.
Ри разделся. Спрятал камень в мешочек, а мешочек в сапог и, заткнув его портянкой, задвинул под лавку. А потом, несколько раз глубоко вздохнув, нырнул за Инзимой в парную.
Лицо обожгло горячим, сухим воздухом, а с первым вздохом — и легкие. Ри обхватил себя руками, почувствовал холодную кожу. Глаза понемногу привыкли к темноте, тем более в дальнем углу тлели раскаленные докрасна камни — какое никакое, но освещение. На длинных лавках, выстроенных в ряды, сидели, опустив головы, обнаженные мужчины. Двое стегали себя букетами из веток дуба на верхних полках, куда забрался и Косаль Таг.
С первичным жаром, ошпарившим ноздри, Ри уже свыкся. Он присел на корточки, успокоил дыхание, собрался с мыслями.
Ощущение близкого огня вызвало воспоминание недавнего пожарища в Энфисе. Боль односельчан угнетенным эхом заныла в глубинах души. Ри поднялся и выпрямился. Он не должен уклонятся от жара. Тогда он прятался из-за предостерегающих от необдуманных действий нитей Мельзинги. Сейчас нет угрозы расправы, но Ри был уверен: эта комната, переполненная удушающим паром, послана ему, чтобы испытать: а смог бы он выйти к дяде, если бы не старуха?
— Здесь всегда так прохладно? — голос Ри слегка дрогнул, но слова он произнес как можно тверже, просто сомневался в уместности фразы и необходимости излишней наглости.
Изнуренные головы поднялись, а Кос с верхней полки, прокашлявшись, позвал:
— А ну-ка поднимайся сюда! Инзи, поддай-ка парку нам!
Инзима набрал в ковш воды и выплеснул ее на раскаленные камни, и, только Ри примостился рядом с командиром, как его накрыла волна обжигающего пара. Он даже зажмурился и не обращал внимания на обжигающую поверхность лавки.
— Ложись, — приказал Кос, и Ри, не проронив ни звука, растянулся на лавке вниз головой. — Потрачу на тебя свой веник — ладно уж.
Косаль Таг погладил спину Ри влажными, жесткими ветками, потом прошелся, слегка потряхивая, а затем начал бить. Несильно, но и не заботясь особо о состоянии парня.
— Тебе все еще холодно?! — крикнул охотник.
Ри ответил не сразу. Он вздрагивал каждый раз, когда веник прикладывался к его коже, оставляя жгучий след. После каждого удара он был готов вскочить и выбежать, но за паузу, длившуюся мгновение, он успевал перебороть этот позыв слабака и заставить себя лежать и впитывать боль, как необходимое лекарство, без которого душа сгниет и почернеет. Он жаждал страдания.
Кос приостановился, взглянув на паренька:
