«Простота должна отвлекать от мирского».
То, что я — «чужая» — можно было сказать и без всяких способностей. От меня не пахло терпкими притираниями и благовониями, которые так любили южанки, и щелчка застежек кади не было тоже — мы приехали в храм Нимы сразу после Арены, сделав небольшой крюк по пути на Аукцион.
Жрица запустила руку в жертвенную чашу — империалы зазвенели, пара колец стукнулось о дно — и она на ощупь изучила, погладив кончиками пальцев, крупные камни в артефактах.
— Ты заплатила достаточно, чтобы получить удовольствие… услышать ответы. Спрашивай.
— Мненужны номера лотов, «Зрящая», на предстоящем аукционе.
То, что говорит храмовый оракул — всегда личное. Ни одна из жриц Нимы с печатью молчания никогда не расскажет о посетителях Храма, но врать, сидя в обители богини казалось кощунственным даже мне. Пусть не Великий, но Нима была почитаема, и всегда хранит те тайны, которыми с ней делятся.
— Ты заплатила не за ответы, мертвое дитя.
Я вздрогнула.
— Ты — мертва внутри, так же, как и я. Заперла женскую силу, и выбрала другого Бога. Иди и спрашивай своего Бога, дитя.
— Храм Великого располагается за пределами окружной Хали-бада, — ответила я честно. — Мы просто не успели бы к Аукциону.
— Ты не спрашиваешь почему ты — мертва. Ты — согласна.
— Согласна, — выдохнула я спокойно. Эти жрецы и жрицы постоянно путают плетения и любят говорить иносказательно. — А теперь я хотела бы услышать номера лотов.
— Каждая женщина — это жрица Нимы. Только мы — служим многим, и живем, чтобы дарить удовольствие и делиться теплом. Женщина же — дарит удовольствие мужу, и использует дар Нимы, чтобы приносить мир. Ты — отказалась от дара, презрела то, чем наделила тебя Святейшая. Ты — мертвая женщина, которая выбрала мужской путь. И… проиграешь в этой битве мужчинам.
Я скрипнула зубами.
— Мертвая, презрела. А теперь я могу услышать номера лотов? Я за это заплатила. Жрицы Нимы не имеют права отказывать в удовольствиях, — повторила я основную храмовую заповедь.
Свечи на столе вспыхнули ярче, язычки пламени стали длиннее, тоньше и выше, и как будто легкий прохладный цветочный ветерок прошелся по алькову, шевельнув завитки волос. Жрица молчала, покачиваясь из стороны в сторону — серая повязка скрывала глаза, а я — теряла терпение и время.
— Все, — произнесла она наконец после долгого молчания. — Все номера. Ты можешь купить все лоты, кроме… семнадцатого.
Отказываться от ценного приобретения? Ни за что!
— Купить Семнадцатый — это значит вступить в битву. В которой ты проиграешь, — длинные тонкие пальцы коснулись простого медного колокольчика, стоящего рядом на циновке, и после мелодичного короткого перезвона в альков заглянула одна из юных жриц-послушниц, в свободном одеянии, которое так подчеркивало фигуру, что засмотрелась даже я — ровно то, что нужно, при этом не открывая ничего лишнего — чтобы оставить завесу тайны. Алая, цвета крови, повязка на лбу удерживала свободно струящиеся по плечам распущенные волосы.
Красный — цвет жизни, цвет невест, цвет обретения девочкой зрелости, цвет — начала. И новой жизни — в качестве жены, и в качестве матери. Красный — значит плодоносить, рождая жизнь.
Девочек жрицы Нимы оставляют и воспитывают при Храмах, мальчиков — отдают в приюты, где их ждет только один путь — служить на благо Империи, чтобы в определенный момент нить судьбы прервалась, вытекая по капле.
Жизнь — это дар, так говорят. «Смешать кровь» — породниться, «до первой крови» — ты так слаб, что не смог сберечь дарованное и проиграл, «кровник» — враг, на борьбу с которым не жалко положить жизнь. У Высших многое завязано на крови — сама суть силы и принадлежность к роду, когда крови хватает быть принятым «ушедшими» и алтарем; кровь отпирает двери и замки, активирует артефакты, и даже — несет и хранит информацию, как считают менталисты.
— И? Что она сказала? — Марша нетерпеливо крутнулась на ступеньках Храма, увидев меня.
— То, что я хотела услышать, — отмахнулась я резко. — Фей, тебя ждут.
Фей-Фей кивнула, и, тщательно скрывая напряжение — с усилием расслабив руки и выпрямив спину, шагнула в храм следом за юной послушницей.
Мы прибыли втроем, в сопровождении вездесущей дуэньи, отправив Геба и Костаса занимать места в амфитеатре около Ратуши — именно там ставились городские спектакли, когда приезжали столичные труппы, проводились собрания Гильдий, и — торги.
Кантор — усталый, но удовлетворенный — «отправился освежиться после Арены», оставил нас в твердой уверенности, что мы послушно проследуем из одной точки Хали-бада в другую, с Арены — на Аукцион, посетив дозволенную ресторацию и лавку со свежей горячей выпечкой. Но и Марша и Фей, не колеблясь, тоже сделали выбор в пользу Храма.
Тир был слишком занят и слишком опьянен победой — он выиграл второй круг у девочки из восточного предела с такой легкостью, что я даже цокнула языком от досады. Победил — и вышел в финал, который перенесли на завтра, потому что вторая пара — не уложились во время, отведенное для боев.
Столичный хлыщ и западник сражались красиво. Бились так, как будто от исхода учебного поединка зависит по меньшей мере жизнь — разительный контраст с тем, что продемонстрировал Тир, который старательно пестовал образ сиятельного-мальчика, и любимца публики, не демонстрируя и десятой доли того, что показал вчера в дуэльном зале в спаррингах с Акселем.
Хитрый-змей-Тир.
После первого поединка — западная школа проиграла столичной — трибуны взревели от восторга, но они подали протест, который удовлетворили судьи, дав дополнительное время.
После этого — выиграл западник, и протест подали столичные — получив дополнительное время и новый круг. Потом выиграл столичный хлыщ… или запад… я сбилась со счета… в общем зачете им пришлось провести шесть боев вместо одного, чтобы судьи вынесли однозначный вердикт, который никто не посмел опротестовать — победителем во второй паре участников признан представитель команды Центрального предела.
Противником Кантора в завтрашнем круге выступит псаков столичный хлыщ, который настолько затянул простой переходный бой, что из-за него мы даже не успели поесть!
— Блау! Хоть намекни! Твоя помолвка состоится этой зимой? Или будет заключена следующей? Что сказала «Зрящая»? — Фейу нетерпеливо похлопывала веером по руке и оборачивалась на притворенные двери.
— Уже, — фыркнула я. — Помолвка уже заключена, но я тщательно скрываю этот факт от всех, включая собственную семью. И продемонстрирую жениха только после Турнира. Мы обручились тайно в Храме Мары, без одобрения Главы, в первую же ночь, как мы прибыли в Хали-бад.
— Не хочешь — не говори, тогда ты тоже не узнаешь, что скажут мне, — Марша закатила глаза и отвернулась.
