Ближе к вечеру мне стало еще хуже. Меня охватил жар. Я чувствовала, как мое лицо горит; чувствовала кольцо боли, что сжимало мою голову. Мое разбитое состояние не укрылось от глаз Жаннет. Коснувшись рукой моего лба, она страшно ахнула, сразу же утащила меня в лазарет и уже там дала мне какое-то дурно пахнущее снадобье. Сил сопротивляться у меня совершенно не было – я залпом выпила снадобье и даже не скривилась от противной на вкус жидкости. Девушка еще долго кружилась возле меня, спрашивая о моем самочувствии, но, кажется, заметив, что я с трудом разговариваю, вскоре отправила меня в мой домик, строго настояв на том, чтобы я легла отдыхать и не поднималась с кровати без веской причины.
Я с радостью послушалась ее и отправилась в свое логово, желая как можно скорее очутиться в мягкой постели. Зайдя в дом, я услышала какую-то возню под лестницей, и оттуда сразу же выскочил мальчик. Он сжал пальчики в кулаки и, поджав губы, виновато посмотрел на меня своими большими темно-зелеными глазами. Только сейчас я поняла, что передо мной стоит сын капитана.
– Простите, мисс! – тут же пролепетал мальчуган. – Я знаю, это теперь ваш дом… Я ничего не крал, только искал кое-что свое…
Ребенок покаянно опустил голову, а я, не сдержавшись, слегка улыбнулась. Мне наконец удалось рассмотреть его вблизи. Он был еще совсем маленьким, небольшого роста. Его кучерявые волосы имели темно-русый оттенок, как и у его отца; кожа загорелая, на лице красуются едва заметные веснушки. Он был очень похож на капитана, но вот, кажется, веснушчатость и зеленый цвет глаз унаследовал от матери.
– Нас еще не представили друг другу, – начала я, постаравшись придать своему голосу былую живость. Но он так и остался тихим и слабым. – Меня зовут Клэр.
– Я знаю, кто вы, мисс… – пробубнил мальчик, так и не подняв на меня свой взгляд. – Папа рассказывал о вас. – Он вдруг гордо вскинул голову и посмотрел на меня. В глазах его сверкнула уверенность – точная копия отца. – Мое имя Теодор де Моро.
Де Моро… Он француз? В самом деле, в отличие от капитана у него присутствует едва заметный акцент. Но больше меня поразила приставка «де» в фамилии ребенка. Я не могла ошибиться: она означала, что человек имеет благородное дворянское происхождение. Значит ли это, что капитан Рэкхем дворянин? Нет… Бред какой-то.
Подойдя чуть ближе к ребенку, я спросила:
– Теодор, а какое настоящее имя у твоего отца?
Уверенность мальчика вмиг испарилась, и он посмотрел на меня глазами полными страха, словно осознал, что сказал мне лишнее.
– Жак, – выдавил он. – Капитан Жак Рэкхем, мисс. Никак иначе.
Зря я решила расспросить его. Кажется, теперь он нескоро решится доверять мне. Давить на него я больше не стала, почему-то полагая, что в ином случае он расскажет все своему отцу, и, дружелюбно улыбнувшись, сказала:
– Что ты ищешь? Давай я помогу тебе.
Теодор сначала немного поколебался, а потом указал на сундук, стоявший у стены под лестницей.
– Не могу вытащить его.
Больше ничего не говоря, мы ухватились за массивный сундук из темного дерева и с трудом вынули его из-под лестницы. Теодор откинул крышку, отчего во все стороны тут же разлетелась пыль, а затем нагнулся и с особой осторожностью начал вытаскивать из сундука старые потрепанные книги.
– Что хочешь найти? – снова спросила я и, когда ребенок посмотрел на меня, выдавила подобие улыбки. Мне очень хотелось быть с ним дружелюбной, но жуткая усталость давила на плечи, и я с трудом могла с ним говорить.
– Рисунок, – тихо ответил Теодор.
Я опустилась на колени рядом с ним и осторожно заглянула в сундук. Он был заполнен несколькими книгами, но когда мальчик вытащил их все, я увидела на дне стопку пергаментов, различные шкатулки, фигурку ангела и кружевной шейный платок.
– Только не говорите папе, мисс… – тихо попросил ребенок и взглянул на меня так умоляюще, что я вновь поразилась детскому умению взывать к жалости. Или это просто я такая слабохарактерная?..
– Хорошо, – кивнула я.
Удовлетворенный моим ответом, Теодор достал стопку пергаментов и начал их перелистывать. Я заметила, что на листах были изображены люди, корабли и какие-то здания, но не смогла достаточно хорошо рассмотреть их.
– Папа не разрешает мне рыться в его сундуке. Но мне очень хотелось снова посмотреть на нее, – сказал мальчик и, кажется, найдя нужный рисунок, широко улыбнулся. – Вот. – Он любезно протянул мне немного помятый лист бумаги.
Я неуверенно взяла его в руки и постаралась держать его настолько аккуратно, насколько это было возможно; казалось, что в любой момент он рассыплется в пыль.
– Это моя мама, – смущенно улыбнулся Теодор.
Красивая. Не знаю, так ли она выглядела на самом деле, но черты ее лица были четкими и ясными. Длинные волнистые волосы, тянущиеся вдоль ее спины, ласковый взгляд миндалевидных глаз, слабая улыбка на небольших губах. Рисовал ее кто-то с такой любовью, что это чувствовалось в каждой четкой линии, в каждой черточке, умело нарисованной грифелем.
– Она прекрасна, – только и смогла выдавить из себя я и осторожно вернула рисунок ребенку.
– Папа нарисовал, – мечтательно протянул он, рассматривая изображение матери.
Взгляд его показался мне сейчас таким теплым, мягким, что я не смогла сдержать улыбку. Какую же невероятно искреннюю любовь он проявляет, просто смотря на рисунок. Поразительный ребенок.
– Я заберу его с собой. Пока вы здесь, папа не будет открывать сундук, – сказал вдруг он, резко подскочив на ножки и прижав к груди лист бумаги, а после бросил взгляд на окно. – Уже стемнело. Мне пора в барак, а то Жаннет будет ругаться…
– Иди, – тихо сказала я, заметив, как он смотрит на книги и сундук. – Я все уберу на место, не переживай.
Теодор мягко улыбнулся, кажется, обрадовавшись моему предложению.
– Спасибо вам. Спокойной ночи, мисс!
– Доброй ночи.
Ребенок резво скрылся за дверью. Мгновение я смотрела на сундук, словно пытаясь собрать в себе остатки сил для того, чтобы прибраться, а затем взяла в руки листы бумаги. Хотела уже положить их на дно, но взгляд вдруг скользнул по живописно нарисованной цветочной аллее, и я не смогла побороть свое желание внимательно рассмотреть каждый рисунок. Некоторые из них были обычными набросками с нечеткими, размытыми линиями, другие же были выполнены невероятно аккуратно, каждая незначительная деталь была тщательно прорисована.
У капитана талант – это было очевидно. Кажется, порой он рисовал то, что его окружает: улицы, заполненные людьми и экипажами с лошадьми; обстановка таверны, веселые музыканты; корабли у причала. Но среди пейзажей и изображений окружающего мира здесь еще были портреты различных людей. Среди них я узнала только Жаннет. Смотря на ее изображение, я поражалась тому, насколько чрезвычайно точно капитан сумел передать черты ее лица на лист бумаги, пририсовал ямочки в уголках губ, которые появлялись всякий раз, когда она звонко смеялась, добавил морщинки на лбу – верный признак глубокой задумчивости.
