Мама вернулась поздней весной моего десятого класса. Сняла домик на окраине города. Мы с отцом к тому времени съехались с женщиной по имени Энн, и когда я перебралась жить к матери, они не возражали. Поначалу мама привычной не была. Одевалась в джинсы и бисерные пояса и подолгу плакала.
Но ради меня она старалась. Я повесила себе на стенку фото Леди Ди, и когда принц Чарлз женился на ней тем июнем, она разбудила меня в шесть утра с малиновыми кексами и чайником чая “Английский завтрак”. Мы смотрели, как карета продвигается по Лондону, и мама вроде бы вдохновилась, но когда они приехали к церкви и камеры взяли их лица крупным планом, настроение у мамы поменялось. Ужас какой, сказала она. Ты посмотри на него – такой холодный. Бедная девочка. Бедная девочка, все повторяла и повторяла она. Когда выходила замуж за моего отца, она была того же возраста, что и Диана. Девятнадцать. Никогда не ввязывайся в такое, сказала она мне. Ни за что, сказала она, пока Диана медленно поднималась по лестнице, длинный шлейф стелился за нею следом. Брак – полная противоположность сказке, сказала мама.
Я ушла досыпать еще до того, как они произнесли свои клятвы.
В “Ирисе”, склоняясь к столам, чтобы долить в бокал или зажечь заново свечу, я прислушиваюсь к разговорам свадебных гостей.
– Она всегда была влюблена в соседку по комнате.
– Он уломал ее добавить два нуля к брачному договору.
– Что, так трудно найти чертова католика в этом городе?
– Она сказала, что он в постели был как казак.
– Как кто?
– Ну, это, супертвердый. Как кукла негнущаяся.
И тосты все разоблачают: тайную обиду между семьями, беспутство, безответные любови, скверное поведение, признания в последнюю минуту – все это вываливается в пьяных недомолвках и завершается слащавыми банальностями. Брачные обряды – дело дорогостоящее и муторное. Мой скептицизм способно проломить лишь одно: речь матери невесты. Что бы ни сказала она, как бы коряво ни выразилась, сколь угодно холодно, скучно или выспренно – я всегда плачу. Гарри держит меня за руку.
Август нескончаем.
Женятся и мои старые друзья. Приглашения, пересланные из Орегона, Испании или Альбукерке, в конце концов добираются до меня.
К несчастью, эти приглашения иногда находят меня до того, как свадьба состоялась.
Ставлю галочку в строке “сожалею” в ответной карточке и извиняюсь без всяких отговорок. Не упоминаю ни своего долга, ни рабочих обязанностей на свадьбах чужих людей, ни своего непонимания, зачем приглашающие участвуют в бессодержательном мизогинистском обряде, чей горестный исход неизбежен.
Просто поставить галочку – это легко. Труднее, когда тебя вылавливают по телефону. Тэра из моей школы звонит и застает врасплох. Хочет, чтобы я стала ее свидетельницей. В ноябре. В Италии. Она в курсе моей ситуации. Не совсем понятно, зачем она утруждается меня приглашать.
– Я знаю, что ты скажешь, – говорит она. – Но для тебя все обойдется. У меня громадная скидка на платья, а потому они всего по три сотни. И классические – нежно-лиловые, сможешь подрезать и носить повседневно. И договоренность у нас с виллой под Римом просто суперская. Там великолепно. Еда включена. Всего четыреста за ночь, а обычно-то типа восемьсот. И авиабилеты мы взяли блоком – бизнес-класс. Если до конца недели выкупишь, выйдет по семьсот пятьдесят.
Она рассуждает так, будто речь не о долларах, а о чем-то, что гораздо легче раздобыть, – о волосах у меня на голове, например, и я б могла просто нащипать сколько надо и сдать ей.
– Ты понятия не имеешь, насколько для меня все это за пределами возможного.
– Мне ты там нужна. Ты должна быть. Выбора нет, Кейси. – Писк у нее в голосе напоминает мне, как она выклянчивала что угодно у своей матери, пока та не уступала. – Ты едешь на свадьбу к лучшей подруге.
К лучшей подруге? Она хорошая подруга. Старая подруга. Одного запаха в гостиной ее родителей достаточно, чтобы вернуть мне три года моей жизни, но то было много жизней назад.
– Я бы что угодно отдала за то, чтобы оказаться в том прекрасном месте и посмотреть, как ты выходишь замуж за мужчину твоей мечты. – Брайен – увалень с энергией медведя в спячке. – Но у меня нету тысячи восьмисот пятидесяти долларов. У меня и ста пятидесяти долларов нет.
– Ну, я не могу тебе все оплатить. Мы уже оплачиваем все моим сестрам.
– Я не к тому. Я бы ни за что не приняла такое.
– У тебя есть работа. Тебя по телефону не поймать из-за всех этих смен, которые ты работаешь. На что еще тебе тратить деньги? Это одно из тех эгоистичных решений, о котором ты будешь жалеть потом всю жизнь. Нам надо быть там вместе – ради друг дружки. Ты повесишь это на свою кредитку – и приедешь на мою свадьбу.
– Я уже вылезла за все лимиты. Не могу больше копить долг. Едва тяну минимальные платежи.
– Осспидя, Кейси. Тебе не кажется, что рано или поздно все же надо вырасти? Нельзя ожидать, что поблажки будут вечны. Пора взрослеть. Всю жизнь в этих твоих выдуманных мирах не проживешь. Люди находят себе реальные работы и зарабатывают реальные деньги, чтобы у лучших друзей на свадьбах быть реальными друзьями. На похороны к твоей матери я прилетела из своего отпуска на Бермудах в Аризону. И дешево не было – за три-то дня билеты купить.
Мне жжет предплечья снизу.
– Твоя мать догадывалась, какие у тебя неприятности?
Если б она не сказала этого, все могло бы обойтись.
– Ты платила за тот билет, Тэра?
– В смысле?
– Ты сама, лично, платила за билет с Бермудов в Финикс?
Молчание.
– Если не считать зарплату Брайена в “Швабе”57 и карманные денежки, что тебе отец дает, сколько бы ты получала на своей работе на полставки в этой твоей некоммерческой структурке? Потянула б ты Бермуды и трешку в Сохо? Ты, что ли, более взрослая, потому что двое мужчин создают у тебя иллюзию самодостаточности?
Она вешает трубку.
Я истекаю друзьями из-за этих свадеб. Мюриэл и Гарри – чуть ли не всё, что у меня осталось.
В последний день августа прихожу утром на работу, а все официанты собрались у бара. Задумываюсь, не пропустила ли я совещание, но Миа просто зачитывает что-то вслух:
